Рассказы о Русском музее - [3]

Белоколонный зал во втором этаже дворца пленителен своей оригинальной архитектурой, изяществом, нарядностью. Колонны разделяют его на три неравные части — большую центральную и две боковые. Зал торжествен и строг. Четыре панно на стенах воссоздают эпизоды Троянской войны, воспетой в гомеровской «Илиаде». Идея подвига, воспоминание о героях, воплощенные во внешнем облике здания, получили разрешение и в центральном зале дворца.

Белоколонный зал так восхитил современников Росси, общество, двор, что царское семейство решило заказать деревянную модель зала и отправить ее в подарок английскому королю.

Для сопровождения модели в Англию и для ее уборки назначили столяра и резчика Ивана Тарасова, «охтенина», как в те времена, в отличие от петербуржцев, называли жителей пригородной слободы Охты.

Иван Тарасов приехал в Лондон, потом — в Виндзор, явился во дворец и вручил королю подарок. Лорды пришли в восторг от затейливо сделанной модели. Целую зиму, до весенней навигации, прожил русский мастер в Англии, поражая англичан своим искусством. Он резал дерево, превращая его в кружево, — оно рождалось тут же, в одном из дворцовых помещений, под острым лезвием его долота. Он настилал наборные паркеты из кусочков редкостных тропических деревьев — и полы расцветали под ногами причудливыми цветами или ложились строгими геометрическими композициями, каким учил Ивана архитектор Росси. «Командировка» Тарасова почти на пятьдесят лет опередила путешествие его литературного собрата Левши.

Король Георг IV наградил русского резчика золотой медалью на голубой ленте, которую Тарасов надел, только испросив разрешения у себя на родине. А модель Белоколонного зала осталась на Британских островах напоминанием о красоте и величии русской столицы.

Михайловский дворец стал по замыслу Росси центром грандиозного архитектурного ансамбля. Перед главным фасадом здания архитектор разбил партерный сквер. Перпендикулярно фасаду Росси проложил улицу, названную Михайловской (сейчас она носит имя художника И. Бродского). Новая улица открыла великолепный вид на дворец с Невского проспекта.

Росси проделал грандиозный труд, создав проекты фасадов всех выходивших на площадь перед дворцом «обывательских» домов. Все они должны были, по замыслу архитектора, своим единообразием гармонировать с обликом дворца. Даже фасад оперного театра, возводимого Александром Брюлловым, был в этих же целях оформлен как жилой дом.

А с другой стороны ансамбля, в конце Михайловского сада, архитектор воздвиг изящный светлый павильон. Его ступени ведут к воде — здесь протекает река Мойка. Придворные дамы, любуясь отсюда простором Марсова поля, пили кофе, катались на лодках, кормили лебедей или неторопливо прогуливались под сенью старых петровских кленов.

Воплощение всех замыслов Росси, связанных с ансамблем Михайловского дворца, заняло около двадцати лет.

Жизнь Карла Ивановича Росси завершалась печально и бесславно. Он утомил двор творческой непримиримостью и получил унизительную отставку. Овдовев, старый архитектор поселился с детьми на окраине Петербурга, в Коломне, в доме N 185 по набережной реки Фонтанки, по совпадению, в том самом доме, где жил, впервые приехав в Петербург, восемнадцатилетний Пушкин. Под одной крышей сошлись, правда, в разное время, два великих современника.

Коломна тех лет не скрасила ни юности поэта, ни заката зодчего. «Сюда не заходит будущее, здесь все тишина и отставка…» — писал Гоголь в повести «Портрет» о Коломне. Весной 1849 года Карл Иванович Росси скончался. Событие это прошло в Петербурге незамеченным. Даже Брокгауз и Ефрон, издавая спустя полвека свой знаменитый многотомный энциклопедический словарь, забыли упомянуть в нем имя архитектора.

Горькой безымянной эпитафией замечательному, при жизни не оцененному архитектору, как и многим другим русским художникам прошлого века, звучат строки «Петербургской летописи» Достоевского, написанной незадолго до смерти Росси: «Петербуржец так рассеян… у него столько удовольствий, дела, службы, преферанса, сплетен и разных других развлечений, и, кроме того, столько грязи, что вряд ли есть когда ему время осмотреться кругом, вглядеться в Петербург внимательнее, изучить его физиономию и прочесть историю города и всей нашей эпохи в этой массе камней, в этих великолепных зданиях, дворцах, монументах…»

* * *

История Петербурга и всей тогдашней эпохи действительно была связана и с Михайловским дворцом. Его хозяйка великая княгиня Елена Павловна часто устраивала вечера, на которые приглашались художники, музыканты, артисты. «С 1852 года великая княгиня пригласила меня состоять у нее аккомпаниатором тех певиц, которых несколько всегда у нее жило во дворце, — пишет в своих воспоминаниях Антон Григорьевич Рубинштейн, выдающийся музыкант и музыкальный деятель, — вообще я был постоянным „подогревателем“, „истопником“ музыки при дворе великой княгини Елены Павловны». Аккомпаниатор-«подогреватель», музыкант-«истопник» — какие горькие определения!

Но «истопники» разжигали духовный огонь. Все чаще устраивались концерты серьезной музыки, в них принимали участие виднейшие музыканты столицы. Здесь, в Михайловском дворце, возникли музыкальные классы — нечто вроде музыкальной школы, под директорством А. Г. Рубинштейна.