Рассказы о привидениях - [54]

На небольшом столике, стоящем у изголовья кровати, горела свеча, еще одну он принес с собой, а под мышкой держал тяжелый гроссбух своего тестя. Он отдернул полог с одного края кровати и задохнулся от ужаса, увидев миссис Проссер, как ему в первое мгновение померещилось, мертвой, с застывшим белым лицом, покрытым холодной испариной; а на подушке рядом с ее головой лежала, как ему сначала показалось, жаба — но на самом деле из-под полога торчала все та же пухлая рука, тянувшаяся пальцами к ее виску.

Мистер Проссер в испуге ткнул гроссбухом в полог, за которым, по всей видимости, стоял владелец руки. Рука моментально исчезла, всколыхнув полог, и мистер Проссер, обогнув кровать, успел увидеть, как белая пухлая рука закрывает за собой дверь стенного шкафа, расположенного с другой стороны кровати.

Он рывком распахнул дверь и заглянул внутрь: но, кроме висевшей на вешалках одежды, туалетной полочки и зеркала, там ничего не было. Он резко закрыл дверь, запер ее на ключ, и, по его словам, на мгновение ему показалось, «что он теряет рассудок»; позвонив в колокольчик, он созвал слуг, и с большим трудом им удалось вывести миссис Проссер из «транса», во время которого она, судя по ее виду, заглянула в глаза смерти; и, добавляет тетя Ребекка, «из того, что она сама мне рассказала о своих видениях, она побывала в настоящем аду».

Но кульминацией событий стала странная болезнь их старшего ребенка, маленького мальчика около трех лет. Он не спал по ночам, терзаемый приступами страха, и врачи, узнав о симптомах, решили, что у него начинается гидроцефалия — так специалисты именуют водобоязнь. Миссис Проссер часто оставалась в детской на ночь вместе с няней и сидела у камина, переживая за мальчика.

Его кровать стояла у стены изголовьем к дверце стенного шкафа, которая плотно не закрывалась. Над кроватью висел балдахин, спускаясь почти до подушки, на которой покоилась голова ребенка.

Они заметили, что малыш сразу успокаивается, стоит им вынуть его из кровати и усадить к себе на колени. Они только что уложили его после того, как он затих и начал клевать носом, и вдруг с ним случился очередной припадок, и он закричал от ужаса; в то же мгновение няня впервые обнаружила — а миссис Проссер, проследив за ее взглядом, тоже отчетливо увидела — истинную причину страданий ребенка.

Из-за приоткрытой дверцы шкафа высунулась белая пухлая рука, она тянулась ладонью вниз к голове мальчика. Мать вскрикнула, схватила ребенка и вместе с няней бросилась в свою спальню, где находился мистер Проссер; не успели они закрыть за собой дверь, как снаружи раздался тихий стук.

В письме описывается еще много подобных случаев, но, думаю, этого достаточно. По-моему, уникальность рассказа заключается в том, что в нем описывается лишь призрак руки. Человек, которому принадлежала рука, так ни разу и не появился; и тем не менее она не отделена от тела, просто владельцу руки всегда удавалось демонстрировать ее, оставаясь при этом незамеченным.

В 1819 году за завтраком в колледже я познакомился с неким мистером Проссером — худощавым, угрюмым, но весьма разговорчивым пожилым господином с зачесанными в косичку седыми волосами — и он со всеми подробностями рассказал нам историю своего кузена Джеймса Проссера, который в детстве некоторое время жил в старинном доме близ Чапелизода и спал в комнате, населенной, как говорила его мать, призраками. С тех пор стоило ему заболеть, переутомиться или слегка простудиться, его начинало преследовать видение некоего пухлого и бледного господина; каждый завиток его парика, каждая пуговица и складка его отделанного кружевом платья, каждая черточка и морщинка его чувственного, благодушного и нездорового лица врезались в его память столь же отчетливо, что и платье, и черты лица его собственного дедушки, портрет которого висел на стене в столовой, и он видел его каждый день за завтраком, обедом и ужином.

Мистер Проссер назвал это примером удивительно однообразного, индивидуализированного и повторяющегося кошмара и поведал нам, что его кузен, которого он называл «бедняга Джемми», всегда приходил в ужас и страшно нервничал, когда его просили об этом рассказать.

А. М. Барридж. ДВОРНИК

По мнению Тессы Уиньярд, самой странной чертой характера мисс Ладгейт была ее благосклонность к нищим.

Для человека, нрав которого напоминал горную цепь с острыми вершинами, неожиданно переходящими в равнины, это было более чем странно; дело в том, что она не отличалась щедростью. Ее скупость проявлялась то тут, то там, появляясь и исчезая, словно тоненькая прожилка в куске мрамора. Одну неделю она оплачивала счета без звука; на следующей она кипела от злости, придираясь к мелочам и предлагая нелепые меры экономии, от которых сама впоследствии отказалась бы, выполни миссис Финч, экономка, ее распоряжения. Богатство позволяло ей быть равнодушной, а старость — капризной.

Она редко жертвовала деньги местным благотворительным организациям, и хотя к ней частенько наведывались их назойливые представители с подписными листами и сказками о добрых делах, но уходили они ни с чем. Не желая раскошеливаться, она всегда находила благовидные предлоги: больницам должно помогать государство; программы помощи местным беднякам не позволяют им научиться бережливости; у нас полно своих язычников, которых нужно обратить в христианство, поэтому незачем посылать миссионеров за границу. Тем не менее временами она с безграничной щедростью раздавала пожертвования отдельным личностям, а ее благосклонность к бродягам и попрошайкам стала притчей во языцех среди нищих. Чем вызвала неудовольствие соседей, поскольку она привечала любую сомнительную личность, постучавшую к ней в дверь.