Рассказы о Маплах - [18]

Оригинальность Элеонор частично проистекала из того юридического факта, что они с мужем «расстались». Произошло это недавно, и его отсутствие на вечеринке бросалось в глаза. За свою жизнь, которую она сама описывала как серию чудесных спасений от верной гибели, Элеонор развила вполне бесстыдную светскую манеру превращать свою личную катастрофу в предмет коллективного зубоскальства. Но в этот раз ее возбуждение имело несколько ущербное воплощение. Она ловила воображаемое эхо и все время то так, то сяк скрещивала ноги. Ноги у нее были красивые, выразительные и такие длинные, что после полуночи, когда пошли салонные игры, она умудрилась достать в прыжке каблуком до верхней перекладины дверного косяка. Хозяин дома демонстрировал умение удерживать на лбу стакан воды, Ричард стоял на голове. Простоял он недолго и шлепнулся, но спьяну не ушибся, только лязгнули, как насмешка над его неуклюжестью, его новые металлические зубы. Он бы предпочел исчезнуть, он презирал себя за то, что превратился в воплощение пористой эрозии — весь, не считая звездочек в голове, этого невозмутимого созвездия в зените его медленного кружения…

Подошла жена, неся над ним свое чистое и смиренное, как циферблат, лицо. Пора было разъезжаться по домам. Элеонор требовалось подвезти. Они трое плюс хозяйка в огромных серьгах и юбке-брюках, залитой кофе, вышли за дверь и там приняли в лицо вьюгу. Насколько хватало глаз, в свистящей лавандовой ночи несся неумолимый снег.

— Да благословит всех нас Бог! — подал голос Ричард.

Хозяйка предложила, чтобы за руль села Джоан. Ричард чмокнул ее в щеку, ощутив металл ее серег, и залез за руль сам. У него был новенький «шевроле-корвэйр», и он ни за что не дал бы управлять машиной кому-либо другому. Джоан с кряхтеньем заползла на заднее сиденье, желая подчеркнуть, как ей неудобно, Элеонор скромно устроила свои пальто, сумочку и ноги возле него. Двигатель ожил. Ричард чувствовал себя, как на упругой подушке: рядом Элеонор, сзади Джоан, над ним Бог. Быстрые снежинки сверкали, взрывались, расцветали, словно хризантемы, в свете фар. На пологом подъеме чуть взвизгнули покрышки — успокоительный, будто шуршание плаща, звук.

В выпуклой темноте, при слабом зеленом свете спидометра, Элеонор, щедро демонстрируя колено, завела долгий рассказ о муже, с которым разъехалась.

— Вы так уютно устроились, что не представляете, на что способны мужчины! Я сама этого не знала. Я не хочу выглядеть неблагодарной, девять лет все было более или менее, и мне бы в голову не пришло наказывать его назначением часов для посещения детей, как делают некоторые женщины. Но что он за человек! Знаете, что он посмел сказать мне? Что с другой женщиной он иногда закрывает глаза и представляет, будто это я!

— Иногда, — повторил за ней Ричард.

Жена у него за спиной сказала:

— Дорогой, ты помнишь, что на дороге скользко?

— Это отражение фар, — отозвался он.

Элеонор закинула ногу на ногу, потом поменяла ноги. В интимном зеленом свете блеснула ее ляжка.

— А эти его поездки! — не унималась она. — Я недоумевала, как один и тот же город может все выпускать и выпускать облигации, уже сочувствовала мэру и ждала банкротства. Оглядываюсь на себя тогдашнюю и понимаю, какая я была добрая, как не видела ничего, кроме детей и дома, все время висела на телефоне — то с подрядчиком, то с водопроводчиком, то с газовой компанией, заботилась, чтобы ко Дню благодарения, когда заявится его дура мамаша, у нас была новая кухня. Раз в день точила нож для разделки мяса, представляете? Слава богу, эта фаза моей жизни теперь позади. Я навестила его мамашу, — наверное, из сочувствия, — а она злобно спрашивает меня, что я сделала с ее мальчиком! В общем, мы с детьми жевали бутерброды с тунцом, и это был первый День благодарения, которым я наслаждалась, даю вам слово!

— Я всегда долго ищу у индейки второй сустав, — сказал ей Ричард.

— Дорогой, ты знаешь, что впереди ужасный изгиб дороги? — тревожно спросила Джоан.

— Вы бы видели, как индейку разделывает мой тесть. Щелк, щелк, щелк! Кровь в жилах стынет!

— А что этот негодяй устроил на мой день рождения! — Элеонор случайно пнула ногой отопитель. — Сидит со своей куколкой в ресторане и сообщает мне по телефону — нет, мужчины совершенно невозможны! — что заказал на десерт торт. В мою честь! Когда он во всем сознался, чуть мир не рухнул, но я только смеялась. Спросила, заказал ли он на торт свечку. Он ответил, что хотел, но не решился.

Смех Ричарда повис в машине, вписывавшейся в поворот. Посередине ветрового стекла появился темный вертикальный штрих, он попытался от него избавиться, но автомобиль остался нечувствителен к повороту рулевого колеса, его, наоборот, тянуло как магнитом к телефонному столбу, который отказывался покидать середину ветрового стекла и стремительно увеличивался в размерах. В свете фар к машине рванулись зазубрины на столбе, оставленные зажимами монтера, и сразу после этого раздался глухой удар, удивительно недвусмысленный, учитывая, как буднично все произошло. Ричард почувствовал резкий отказ своего двигательного аппарата, почти услышал крик «нет!» и понял, при всем своем ватном безразличии, что случилось нечто, о чем в иной инкарнации он бы очень пожалел.