Рассказы о любви - [98]

— Тут я тебе верю, но только у меня другие дела.

— Это какие же? Не похоже.

— Ты так думаешь? И ведешь себя к тому же как грубиян. А нельзя ли быть немного полюбезнее?

— Ну почему же нет? Особенно если ты покажешь мне, как это делают.

Она улыбнулась, подошла к нему вплотную, провела полной и теплой рукой по его волосам, погладила по щеке и посмотрела ему, все еще смеясь, прямо в глаза. Такого с ним еще не бывало — ему стало не по себе, голова у него закружилась.

— Ты славный, очень милый, — проговорила она.

Он хотел ответить: «Ты тоже», — но у него громко стучало сердце, и он не мог вымолвить ни слова. Он держал ее руку, сжимая ее.

— Ау! Не так сильно! — воскликнула она тихо. — Мне больно.

Тогда он сказал:

— Прости. — А она положила на миг свою головку с густыми белокурыми волосами ему на плечо и нежно и подкупающе взглянула на него. Потом опять засмеялась теплым и низким голосом, приветливо и непринужденно кивнула ему и убежала. Когда он подошел к двери, чтобы посмотреть ей вслед, она уже исчезла из виду.

Ханс еще долго возился в чулане со штангами. Сначала он был так смущен, что его прошиб пот и он совсем растерялся, ничего не соображал и тяжело дышал, уставившись перед собой в одну точку. Вскоре он вышел из этого состояния, и тогда его охватила удивительная и какая-то неукротимая радость. Вот это приключение! Красивая взрослая девушка пришла к нему, сделала ему приятно, немножко полюбила его! А он не знал, как ему себя вести, он даже ничего не сказал, не узнал ее имени, даже не поцеловал ее!

Это мучило и злило его потом целый день. И он решил яростно и твердо все это исправить и в следующий раз не быть таким дураком и идиотом.

Он больше не думал ни о каких итальянках. Он постоянно размышлял только о «следующем разе». И на другой день воспользовался первой же возможностью, чтобы хоть на пару минут улизнуть из мастерской и посмотреть по сторонам. Но блондинки нигде не было видно. Вместо этого она пришла под вечер с подружкой, без тени смущения, равнодушная, в мастерскую, принесла небольшой кусок стальной рельсы, деталь ткацкого станка, и попросила отшлифовать ее. Ханса она, похоже, не знала и не видела, зато немного пошутила с мастером и подошла потом к Никласу Трефцу, который и занялся деталью, а она с ним при этом тихо разговаривала. Только когда она уходила и уже сказала «адье», в дверях она оглянулась и бросила Хансу короткий, но теплый взгляд. Потом немного нахмурила лобик и ее веки задрожали, как бы подтверждая, что она не забыла их тайну и он тоже должен бережно хранить ее. И ушла.

Йохан Шембек прошел сразу после этого мимо Ханса, ухмыльнулся тихонько и шепнул:

— Это была Тестолини.

— Малышка? — спросил Ханс.

— Нет, рослая блондинка.

Волонтер склонился над станком и весь отдался шлифовке. Он шлифовал так, что стоял свист, станок ходил ходуном. Так вот что за приключение! Кто же сейчас в обманутых, старший подручный или он? И что теперь делать? Он никак не думал, что любовная интрижка начнется так запутанно. Весь вечер и полночи он не мог ни о чем другом думать. Собственно, с самого начала он придерживался такого мнения, что ему стоит отказаться. Но с другой стороны, он вот уже целые сутки ни о чем другом не мыслит, кроме как о своей влюбленности в хорошенькую девушку, и желание ее поцеловать и быть ею любимым стало таким сильным и захватило его всего. Впервые было так, что женская рука гладила его и сделала ему хорошо. Разум и чувство долга пасовали перед ранней влюбленностью, которая от привкуса нечистой совести не становилась краше, но и не делалась слабее. Пусть все идет так, как идет, Мария любит его, и он тоже хочет ее любить.

Но на душе у него тем не менее было гадко. Когда он в следующий раз встретился с Марией при входе на ткацкую фабрику, он тотчас же сказал:

— Эй! А как там у вас с Никласом? Он и в самом деле твой милашка?

— Да, — сказала она смеясь. — Тебе что, ничего другого в голову не пришло, о чем меня еще можно спросить?

— Нет, почему же. Если ты любишь его, не можешь же ты любить еще и меня.

— Почему бы и нет? С Никласом у меня связь, понимаешь? Это уже давно, и пусть так и остается. А тебя я буду любить просто так, потому что ты очень милый маленький мальчик. Никлас, знаешь ли, строг и груб, а тебя, малыш, я хочу иметь для поцелуев и объятий. Разве ты против этого?

Нет, он ничего не имел против. Он тихо и почтительно прижал свои губы к ее розовому ротику, и так как она сразу заметила его неопытность в деле поцелуев, она хоть и засмеялась, но пощадила его и полюбила еще больше.

II

До сих пор Никлас Трефц, старший подручный и закадычный друг молодого мастера, был с ним в прекрасных отношениях; собственно, даже в доме и в мастерской первое слово чаще было за ним. В последнее время хорошие отношения несколько пошатнулись, а к лету Хаагер стал вести себя с подручным критичнее. Тот все более провоцировал мастера на такое поведение, не спрашивал его совета и при каждом удобном случае давал понять, что не намерен оставаться в прежних установленных рамках.

Трефц считал, что превосходит его в ремесле, и потому не реагировал на эти изменения. Сначала его удивляла появившаяся холодность в обращении с ним, он воспринимал ее как непривычный каприз мастера, улыбался и ко всему относился спокойно. Когда же Хаагер стал совсем нетерпеливым и еще более непостоянным в своем поведении, Трефц стал присматриваться к нему и вскоре был убежден, что знает причину неудовольствия.