Рассказы о большом мире - [63]

– Я просто сошёл с ума! – заорал я, пытаясь перекричать вой отца, рыдания матери, друзей, подруг, надрывные вопли любимой женщины, моей, как думал, невесты.

В вагоне гулял осенний ветер.

К рыданиям из динамиков добавился траурный марш Шопена.

– … был моим лучшим другом и эта боль… таам-таам-тадаам

– … не могу поверить, что его больше нет с нами… там тадаам тадаам тадаам

– … сыночек, миленький…. тааааааам даааа татааадаам

– … он был хорошим, добрым человеком… тааааааам даааа татааадаам

Я упал на холодный пол вагона, трясясь от ужаса, закрыл уши ладонями. Меня колотило, я извивался на полу, словно только что выловленная рыба, но всё равно слышал и звуки траурного марша и речи людей, которые меня хоронили, и их рыдания.

Внезапно всё стихло, а в глазах потемнело.

Наступили тишина и мрак.

«Местная правда», 26 октября 2010 года.

« По предположениям экспертов, злополучный электропоезд 93445, который 24 октября полностью сошёл с рельс между станциями «Перхушково» и «Пионерская», в 18:43 ещё следовал по маршруту «Вязьма – Москва-Белорусская», что не исключает версии…»

Бедный Вася

Вася аккуратно прикрыл за собой дверь в спальню, где вроде бы заснула разомлевшая от удовольствий Оленька. Голый, дрожащий от холода и страха, он прислонился спиной к двери и медленно сполз на пол.

3:36 на часах. Какой кошмар... Как же он попал... Убежать? Но это позор, завтра все узнают...

- Мало! – донеслось из спальни и Вася мгновенно вспотел, несмотря на открытую форточку.

Он потеребил вялый, уже ни на что сегодня не способный член. Да как можно-то?! Уже 7 раз! 7 грёбанных раз! Яйца ныли, молили о пощаде.

- Сюда иди!

Разве это не фраза гопоты? Зачем она так с ним? За что?!

- Иду, зайка! – отчаянно крикнул Вася, не двинувшись с места.

На корпоративе, сражённый обаянием новой сотрудницы, красавицы Оленьки, пьяный Вася под песню “Пьяный мачо” наплёл ей, что он – половой гигант. Обдавая ушко горячим дыханием, шептал, что офигенно крут в сексе и готов это доказать.

Васе стало очень жаль себя. Он хотел плакать, хотел позвать на помощь папу. Папа-пенсионер вряд ли бы сейчас помог, он как-то больше на домино во дворе специализировался, но всё же... хоть почувствовать, что ты не один в этом жестоком мире.

- Сюда иди!!!

3:37. Эта сука вообще спит?! Вагина Оленьки представлялась теперь Васе отнюдь не пирожным, как это было на корпоративе. Нет... Это была гладко выбритая пиранья! И она жаждала сожрать, поглотить Васин хер, а её хозяйка, что спустила с поводка эту бешеную ****у, совершенно не понимала, что романтичная новогодняя ночь – это совсем другое!

Каскад огней осветил комнату. Салют.

Где-то там по лесу шла улыбчивая Снегурочка, помогая Деду Морозу нести подарки, где-то люди пили шампанское и ели мандарины. А бедный маленький Васенька страдает у входа в ад, мёрзнет голенький с вялой писькой в ладошках и никому-никому нет дела до его беды.

Скупая мужская слеза покатилась по щеке.

- Я жду! – прозвучало из спальни.

Вася всерьёз задумался о побеге. Ничего-ничего, завтра он как-нибудь всё объяснит. Срочные дела, шеф приказал немедля явиться в офис.

Но одежда-то в спальне! А если надеть что-нибудь из женского барахла в коридоре, а сверху набросить куртку?

Вася на цыпочках прошёл в коридор и принялся спешно надевать на себя всё, что удавалось нашарить в темноте.

Загорелся свет. Вася, моргая, замер с юбкой в руках.

- Ох, котик... – поправляя пеньюар, промурлыкала Оленька. – Мне нравится такая игра... А хочешь я надену страпон и нам будет ещё веселее?

И Вася потерял сознание.

Такой разный смех

Лазурное небо отражается в реке. Течение тихое и совсем нет ряби. Впечатление, что ветер взял выходной. Ты сидишь передо мной, на краю мостков, опустив ноги в прохладную воду, и задумчиво жуёшь травинку. Повсюду раздаётся пение птиц и стрёкот кузнечиков. Мы молчим.

Ты смотришь на водомерок, что носятся по водной глади, а я на твою загорелую спину, разделённую поперёк тонкой полоской купальника. На худенькие плечи и длинную шею.

Ты перебираешь в воде ногами, и плеск шепчет о том, что я не смею сказать. Водомерки в панике уносятся прочь, хотя «прочь» в их представлении что-то неясное, судя по тем зигзагам, которые они выписывают.

– Здесь мы иногда рыбачим. Здорово, когда тепло, да?

– Да, – тихо отвечаю я.

Когда ты поворачиваешь голову, солнце искрится в мягких волосах, пробиваясь сквозь небрежный пучок. До того, как ты заколола волосы, несколько раз, незаметно для тебя, я, вытянув голову, коснулся их носом, вдыхая нежный аромат. Ты пахнешь моими грёзами.

Откидываешься назад, опираясь на локти и подставляя лицо солнцу. Я вижу, как лопатки играют под матовой кожей, и чувствую прилив нежности.

– Знаешь, когда я была маленькой, жутко боялась воды. Отец с таким терпением учил меня плавать, сейчас вспоминаю и улыбаюсь. Очень благодарна ему за это.

Поворачиваясь ко мне, ты встаёшь на дощатый, выцветший от солнца пол и вода струйками стекает по лодыжкам, оставляя тёмные разводы вокруг ступней. Я спохватываюсь и поднимаю взгляд.

– Искупаемся? – предлагаешь ты, озорно сверкнув лисьими глазами.

С улыбкой я морщу нос и часто мотаю головой, а ты смеёшься и, набрав воздуха, прыгаешь в воду, разбрызгивая вокруг себя сонм лучистых водяных искр.