Рассказы о большом мире - [31]

Шрифт
Интервал


Властный взмах руки твоего собеседника и низкий старт поджидающее-наблюдающего официанта. Его мимика в доли секунды становится угодливо-радушной. Пластмасса заказывает вино для дамы и скотч для себя. Затем сообщает, что позже определится с основным заказом. Так сообщает, будто он какая-то знатная персона. Смешно. Он даже не способен выпить вина вместе с тобой. Считает вино женским напитком. Бывают же такие ограниченные кретины… И что ты нашла в нём?


– Нам надо поговорить.


Он так произносит это, будто ты его подчинённая. И наблюдает за реакцией, пожёвывая губами. Впрочем, наблюдает не он один.


– Я вся внимание.


Он будто не решается, хотя, по моему мнению, скорее просто обдумывает, как более пафосно всё это преподнести.


– Ты самая удивительная женщина, что я знаю. Честно, я немало повидал красавиц, но ты просто поразительно прекрасна. Ты потрясающая.


Угу. Она такая. Кстати, пятую часть своего дохода она отдаёт в детский дом. Не в курсе, да? А я не удивлён. Ты бы принялся убеждать её в том, что она транжирит деньги, а они всё равно не доходят до адресата. Но ты продолжай-продолжай, все свои.


Из темноты выплывает официант с подносом. Быстро бокал на стол, ещё быстрее скотч. Исчезает, растворяется. Боится показаться назойливым. Вспомнилась болонка соседки, что трясла передними лапками, выпрашивая угощение.


Ты так напряжена… Впечатление, будто сейчас сорвёшься с места и убежишь. Но он этого не понимает. У него всё запланировано. У него не бывает спонтанных реакций. Честно, на его месте я бы не стал продолжать. Сменил бы тему, обсудил бы с тобой твой любимый джаз. Понятно же, что ты не в настроении обсуждать личную жизнь. Но он бестолковый в таких вопросах.


Бросаешь быстрый взгляд на сигаретную пачку, еле заметно вздыхаешь и пригубливаешь вино.


– Вкусно.


И благодарная улыбка. Что-то как-то больно прям…


– Валерия… В общем, считаю, что будет грамотно, если мы станем жить вместе. – Видя, что ты хочешь возразить, он поднимает ладонь, как какой-нибудь индеец перед словом «Хау». Феерический идиот. – Погоди, не перебивай. Я не предлагаю брак на данный момент, но подразумеваю его. Поживём вместе, поймём, насколько подходим друг другу и…


«Не предлагаю брак, но подразумеваю его»… Возможно ли сделать предложение отвратительнее, чем ты только что, сам-то как думаешь?


Она рисует акварелью, пластмасса, ты знаешь об этом? Знаешь, что она нарисовала сегодняшней бессонной ночью? Нас.


Пикник на траве, рядом с домиком в Италии, где мы жили.


И она разрыдалась, когда закончила рисунок. Она мешает краски со слезами, понимаешь? Слушай, имей совесть, повремени. Дай ей возможность хотя бы привести нервы в порядок.


– Погоди, не говори ничего. Подумай. Это рационально. Понимаю, ты его ещё не полностью забыла, но пойми суть – он прошлое. А я – настоящее. И это совершенно неразумно – оставаться в прошлом. Жизнь продолжается. Согласна?


Ты так берёшь пачку, что он не смеет возразить.


Закуриваешь, глубоко затягиваешься и тонкой струйкой выпускаешь дым в сторону.


Он ждёт. Даже про скотч забыл. Волнуется, наверное. Мне даже стало жаль этого парня. Ведь он по-своему любит тебя.


Глупая пауза. Не неловкая даже. Глупая. Я так надеюсь, что ты пошлёшь его куда подальше…


– Желаете ещё что-нибудь заказать?


Ты мотаешь головой, но он игнорирует это.


– Да. Девушке греческий салат, мне ростбиф с рисом. И алкоголь повторите, пожалуйста.


Официант снова растворяется во тьме, а он, понимая, что ты не находишь сил для ответа, предлагает:


– Потанцуем?


Шустрый парень. Не теряется.


Ты обречённо поднимаешься, потушив сигарету. Хотя… Может мне только кажется, что обречённо? Наверное, я...


И тут ты поворачиваешься ко мне.


Ты смотришь мне прямо в глаза.


В мои воображаемые глаза.


– Отпусти меня, а?


Не просьба даже, мольба.


Это настолько неожиданно, что я робею.


– Пожалуйста… Отпусти…


Столько нежности в твоём голосе и столько мольбы… Это какой-то ужас…


– С кем ты говоришь? – ошарашено спрашивает он.


Ты даже не смотришь на него.


Очень хочется плакать. И прежде всего потому, что становится мерзко от самого себя.


– Хорошо, – говорю я. – Конечно…


Я считал, что ты не способна меня услышать.


Но ты будто слышишь. Киваешь и проходишь в глубину зала, чтобы потанцевать. Он следует за тобой. На его лице недоумение.


Я прохожу мимо вас. Мне больно видеть эти объятия, но я понимаю, что ты права. И он прав. Не прав только я.


Я останавливаюсь и, перед тем, как навсегда покинуть тебя, шепчу на ухо:


– Прости меня. И, пожалуйста... будь счастлива.

Литературный трэш

Со Стёпой мы договорились встретиться в пафосной кафешке, где тихонечко, фоном, долбил из колонок рейв.



Так уж получилось, что я приехал первым, несмотря на то, что никогда не отличался пунктуальностью. Я вообще довольно-таки мерзкий типчик, по крайней мере женщинам нравлюсь точно. Ну да ладно, это всё лирика. Перейду к сути. Стёпа известный издатель и вообще весьма влиятельный в литературном мире человек. А я хреновый писатель, который в очередной раз погряз в творческом кризисе, как оса в банке с мёдом.


Стёпа с важным видом и таким же пузом, выпирающим меж фалд дорогущего пиджачка вошёл в кафе, нащупал взглядом мою призывно поднятую руку и направился за мой, а теперь уже наш, столик.


Рекомендуем почитать
Записки датского посланника при Петре Великом, 1709–1711

В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.


1947. Год, в который все началось

«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.


Слово о сыновьях

«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.


Скрещенья судеб, или два Эренбурга (Илья Григорьевич и Илья Лазаревич)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Танцы со смертью

Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)


Кино без правил

У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.