Рассказы о большом мире - [16]

– Скажи, – спросила она, опираясь на выкрашенное чёрной краской железо кованого заборчика и глядя куда-то вдаль, – а какие люди тебе нравятся?

– Целеустремлённые. Трудолюбивые. Образованные. Сильные. Лидеры.

– Например?

– Например, Ленин.

Она удивилась:

– Вот уж не подумала бы...

– Или Гитлер. Его образ жизни до его службы в армии, его горячую храбрость на поле боя и в госпитале, его целеустремлённость и его идеалы – всё это мне близко. Но при этом я не могу назвать себя наци. Большинство из тех, кого лично я видел – криминал или клоуны, для которых идеи – ничто, а атрибутика и стадность – всё. Им нравится вседозволенность, а я далёк от такого мироустройства. А атрибутику вообще считаю делом вторичным. Но за то, что Гитлер считал славян людьми второго сорта – я, пусть и спустя десятилетия – считаю его мразью. Но это не отменяет того, что я сказал о его храбрости, например.

– Это я могу понять... А Ленин почему нравится?

Он остановился.

– Ты знаешь, как он пахал? С самого детства. Вот некоторые говорят, что он дескать ни дня не работал... Имеют в виду труд. Смотря что считать трудом. Сейчас немало людей вовсе не работают, а только ходят на работку. И считается это ими – трудом. Я таких не уважаю. А вот Ленина уважаю.

– А кавказцев ты тоже не любишь?

– Отчего же? У меня два хороших приятеля – кавказцы. Мага и Аслан.

– И как же это в твоей голове укладывается-то всё? Лидер национал-социалистов Германии, дружба с кавказцами, уважение к Ленину...

– А запросто! Политические фигуры типа Ленина и Гитлера не чета сегодняшним. При этом Гитлер для меня безусловный враг. А уважаю я его не за то, что он представлял опасность для моей нации, а за то, что он глыба. Понятно?

Она внимательно смотрела на Олега и говорила:

– Вот он ты какой... – и во взгляде её читалось восхищение.

Домой он Ольгу не приглашал. Не потому, что не хотел. Очень хотел. Просто не знал, как это сделать, чтобы она не подумала, что он тащит её в постель. Ему казалось, что если она так подумает, ничего он уже не исправит, и объяснить, с каким трепетом относится к ней, не сможет.

И что его “выпить чаю и посмотреть хоря Гирьку” означает именно это, а не предлог для того, чтобы снять с неё джинсы.

3.

Незаметно он сдружился с её классом и потому не удивился, когда после выпускного экзамена его позвали на дачу к одной из одноклассниц Ольги. Под суетливое птичье щебетание большая шумная компания ворвалась в освещённый ярким солнцем и заросший зеленью дачный посёлок. Олег, возбуждённый и радостный, прижимал к себе Ольгу и улыбался.

Едва распаковав вещи, ребята разбрелись по участку. Трое парней взялись за приготовление шашлыка, кто-то ушёл в дом, кто-то позагорать к реке, а Ольга, стоя рядом с Олегом, вдруг хитро улыбнулась ему и молча потянула за руку к крохотному деревянному домишке с маленькими окошками.

Скрипнула незапертая дверь бани, пропахшей древесиной и еловой смолой. Они оказались в узком залитым солнцем предбаннике.

Ольга, повернула к себе Олега, обхватила его лицо ладонями и когда он наклонился к ней, принялась жадно целовать его, сначала стоя, прижимаясь к нему всем телом, а потом опускаясь на деревянный пол и увлекая за собой.

Олег совсем потерял счёт минутам. Столь потрясающих эмоций он не испытывал никогда ранее и всё другое ныне казалось глупым, нарочитым, несущественным.

Ольга стянула с себя футболку, обнажив качнувшиеся полные, торчащие, нежно-матовые девичьи груди. Олег преисполнился пьянящего восторга, глядя на чарующие холмики, а она изучала его взгляд и мелькало в её глазах какое-то озорство. Вместе с тем, она словно боялась, что ему не нравится то, что он увидел.

Но Олег был благодарным зрителем. Он ткнулся в нежную шею, осознавая близость ольгиной груди, открытой его взору и доступной прикосновениям. Чувствуя благодарность за доверие, за то, что она подарила ему такую красоту, позволила касаться её, он совсем потерял голову и, возбуждённый, принялся покрывать девичью шею поцелуями, предвкушая, как спустится губами ниже и впервые в жизни будет целовать то, что сейчас так жадно схватил руками.

Она прошептала “Тише, малыш, тише... не сжимай сильно, лучше легонько...” и он послушно ослабил неопытную хватку, испытывая нежность и трепет. Он бегал губами по шёлку кожи, осознавая мягкость налитых, уже спелых грудей в своих ладонях и мысли его, хаотичные и непонятные из-за восторга и счастья, выпавшего на его долю, стремительно проносились в разгорячённом мозгу.

Целуя нежную и ласковую Ольгу, Олег наполнялся яркой, небывалой доселе, трепетной любовью к этой безусловной богине, чья кожа так легко пахла цветочными духами.

В той деревянной бане, нагретой горячими полуденными лучами июньского солнца, не было между ними большей близости, чем поцелуи и ласки, но уже того достаточно было для посвящения в сокрытое до того знание, что он бесконечно, искренне и благодарно влюблён.

Спустя какое-то время – Олег совсем плохо осознавал его – их позвали.

Ольга сладко простонала и Олегу послышалось сожаление в этом едва слышном, хрипловатом звуке. Обхватив губами пылающий розовый холмик, соскользнул с него и поднял голову, всматриваясь в мутное стекло небольшого окошка. Отрываться от любимой, разгорячённой ласками девушки было невероятно тяжело, но впереди у них целых два дня и две ночи, и от понимания этого он будто взлетал до небес.