Рассказы о Бааль-Шем-Тове - [3]

В центре учения Бешта лежала не теория, а личность. Конкретный человек, р. Исраэль бен Элиэзер, Бааль-Шем-Тов, воплощал в себе новый путь к Богу, путь, основанный на осознании величайшей ценности человеческой жизни и судьбы, в которых заключены Божественные тайны. На этом настаивает печатник первого в истории сборника хасидских историй – Шивхей Бешт («Хвалы Бешту»)[4], впервые изданного в Копысе в 1814 г., в доказательство приводя слова ученика Бааль-Шем-Това, р. Менахема-Мендла из Витебска:

Слово Того, Кто велик Именем, обрело бытие в руках того, кто владел Именем, один он был такой, и прежде не появлялся подобный ему, и после него кто восставит из праха…[5]

Бешт не выступал с публичными проповедями, не писал книг и не разрешал записывать беседы, которые вел в узком кругу последователей. В своих «Рассказах о Бааль-Шем-Тове» Агнон приводит следующую историю:

Однажды увидел Бешт беса, а в руке у него – книга. Сказал ему: «Книга эта, что у тебя в руке, что это?» Сказал ему: «Это книга, что ты сочинил». Понял Бешт, что есть кто-то, кто записывает поучения, которые слышит из его уст. Собрал всех своих людей и расспросил их, кто из них записывает его поучения. Встал один и признался, что он записывает. Сказал ему Бешт, чтобы принес ему записи. Принес ему. Просмотрел их Бешт и сказал: «Ни одного моего речения нет здесь». (Рассказ «Подложная книга»)

Понятно, что при таком отношении к записям поучений именно устные рассказы о деяниях учителя занимали важнейшее место в процессе передачи учения хасидизма. Естественно также, что мистическое благоговение перед такого рода рассказами было особенно близко Ш.-Й. Агнону – прирожденному рассказчику и вместе с тем выдающемуся писателю, достигшему в литературном мастерстве больших высот.

В творческом наследии Агнона не последнее место занимают составленные им многочисленные антологии. Об их значении свидетельствует Гершом Шолем:

Ему всегда были присущи склонность к исследованию и страсть к изучению первоисточников. Его чутье к важному и забавному в бескрайнем царстве литературы на иврите и способности к синтезу достойны восхищения. Антологии эти – в своем роде выдающиеся образцы творческой работы… Много лет назад Агнон планировал также выпустить, в сотрудничестве с Мартином Бубером, антологию хасидских историй. Он приступил к работе, но первые части рукописи погибли при пожаре в Гомбурге, и он никогда не возвращался к этому замыслу. Однако его изыскания продолжались…[6]

В неопубликованных воспоминаниях о Бубере Агнон рассказывает, что после пожара, уничтожившего уже подготовленную к печати рукопись, друзья уговаривали восстановить сгоревшую книгу, в то время как хасиды убеждали не скорбеть о потерянном, но писать новые вещи, которые будут лучше прежних[7]. Можно сказать, что Агнон последовал обоим советам: на протяжении всей жизни он продолжал заниматься собирательством хасидских рассказов, а в 1961 г. даже опубликовал небольшую антологию «Рассказы о цадиках: сто и один рассказ о книгах учеников Бешта и учеников его учеников», которая позднее была включена в сборник «Книга, писатель, повествование» (1978). Но «Рассказы о Бааль-Шем-Тове» он к печати так и не подготовил, хотя работать над ними продолжал до конца своей жизни. Книга, лежащая перед вами, – это подготовительные материалы, найденные дочерью писателя, Эмуной Ярон, в архиве отца и ею же опубликованные. История подготовки их к печати подробно изложена в послесловии к данному изданию.

Агнон не объяснял, почему столь важное для него собрание хасидских рассказов так и осталось неизданным, но мы можем попытаться проанализировать причины такого решения. Нет сомнений в том, что этот поступок (а точнее – отказ от поступка) связан с коренящимся в еврейской духовной традиции отношением к миру и к собственному творчеству.

Неоднократную гибель рукописей и, что не менее болезненно, библиотеки Агнон воспринимал как часть общего несовершенства мира в соответствии с учением почитаемого им великого каббалиста святого Ари. Согласно этому учению, за актом Божественного Творения последовала космическая катастрофа – «разбиение сосудов», распад творения и деградация Божественного света, а затем новое Творение, цель которого – исправление предвечного ущерба. Человеческие поступки напрямую влияют на происходящее в горних мирах, любые его действия, как праведные, так и греховные, приводят к последствиям космических масштабов. Грехи народа, вызвавшие разрушение Иерусалимского Храма и изгнание народа Израиля из Земли обетованной, отражаются и на сущности Творца, отделяя мужскую ипостась Творца, Пресвятого Благословенного, от его женской стороны – Шхины*, в то время как заповеди и добрые дела способствуют глобальному исправлению мироздания – сближению Шхины со своим Возлюбленным. Но пока не явится Машиах, исправление это не может быть завершено. Символы ущербности мироздания: разорванная нить, потерянный ключ, недописанный свиток, разрушенный дом – сквозные мотивы в произведениях Агнона. Сгоревшие и невосстановленные книги – из этого ряда символов, определявших не только творчество Агнона, но саму его жизнь.