Маленькая, хрупкая и прекрасная Леа...[1]
Лоб ее - как день ясный, щечки - как нежные розы. Волосы как золото, а глаза как небо.
Если б мы не знали, что Господь творит все из ничего, то сказали, что взял Он синеву небесную и сотворил глаза Леи.
Но ничего не увидят эти глаза. Ибо горе сошло от Ашема и коснулось ее глаз и света в них, - поэтому темен день для Леи и темны Луна и звезды ночью.
Леа ослепла[2]Не горят более глаза ее, нет в них синевы неба. Однако, все, кто смотрел на Лею, не догадывались о ее слепоте.
Взамен отнятого света глаз, благословил Элоким Лею помнить все, что услышала.
Помнить все теѓилим, которые отец, стоя у кровати, напевал во время ее болезни, в надежде, что Ашем смилостивится над глазами Леи и не лишит их света.
И сохранила Леа в сердце своем все, что слышала. Ничего не забыла, как не забывает больной снадобье, избавившее его от страданий.
Знает Леа также много песен. Их пела ей мама, стоя у кровати, во время ее болезни.
Обычные женские напевы тех времен... Помнит их Леа, не забывает.
Поет их и в доме и на улице, поет любую красивую песню, которую когда-нибудь услышала.
А иногда и придумывала свои. Собирались вокруг нее дети, слушали и никак не могли насытиться услышанным.
Ибо голос Леи завораживал красотой своей и, будь он весел или печален, трогал сердца слушающих.
Даже старик, возвращающийся из дома молитвы, останавливался и слушал ее голос, оперевшись на посох.
И тогда Леа снимала с себя песни, которые пела ей мама, и пела теѓилим, которые читал отец, молясь за дочь, чтобы Элоким не забирал свет её очей.
Леа знает наизусть всю Kнигу Теѓилим - все стихи её хранит в сердце. Но как откроет уста свои Леа, так все теѓилим устремляются туда и дальше, к ушам удивленных стариков, смотрящих на то, как маленькая девочка, годящаяся им во внучки, знает то, чего не знают они.
А не они ли читали Книгу Теѓилим из года в год?
Царь наш составил песнопения эти так, чтобы страдающий человек с чистым сердцем помнил их и не забывал.
Kто сравнится в страданиях с отцом Леи, видевшим, как необратимо уходил свет глаз ее?
И кто сравнится в чистоте сердца с Леей, потерявшей свет очей и не вoзроптавшей на Ашема?
Стояли старики, как вкопанные, вытаскивали книгу Теѓилим и, нацепив очки, молча смотрели в нее.
Ибо девочка повторяла все написанное слово в слово, ничего не пропуская.
Леа знает, что старики будут ее проверять. И жалеет она каждого, кому Элоким не позволил знать то, что знает она. Но, при всем этом, не возгордилась.
Дрогнет голос, и прелесть его померкнет, как у человека, объятого страхом.
Ибо боится Леа, как бы не потеряли старики свет свой также, как потеряла она свет ее глаз. A ведь они не знают наизусть Книгу Теѓилим...
И меняется ее голос и наполняют его Грусть, Милосердие и Сострадание. Это голос отца, поющего теѓилим во время болезни ee, в надежде что Ашем смилостивится над глазами Леи и не лишит их света.
Плотник и индюк[3]
(или слово o[4]тех, кому богатство важнее тела)[5]
Этот случай рассказал мне доктор Моше Гликсон[6], алав а-шалом[7].
В его городе жил плотник по имени Исраэль Нагар[8], который всю жизнь тяжело работал и не было у него ни куска хлеба в будни, ни мяса в Субботу и праздники.
Смирился он уже с судьбой в этом мире и лишь ожидал дня, когда удостоится доли своей вместе с остальными праведниками[9] в мире грядущем[10].
Нет человека, у которого не было бы своего часа[11].
Повезло и этому мастеру[12].
Однажды у одной матрониты[13] сломалась иконка[14] и позвала она Исраэля Нагара, чтобы тот починил ее. И заплатила ему сполна[15] и даже послала ему индюка к Песаху.
Настоящего индюка - приятного на вид и годного в пищу[16]. У него был шикарный свисающий подбородок и сине-красный гребешок над клювом. Индюк поднимал свой хвост, словно штреймл[17] и бормотал "хульдур-хульдур", гордо расхаживая среди других созданий Божьих, как тот, кому обещали быть съеденным важными людьми в важный праздник.
Но бедный индюк не удостоился быть съеденным в праздник. А все из-за чего? Из-за тараканов[18]!
Эти крупные насекомые, которых французы называют "пруссаками", то есть жителями области Пруссия в Земле Ашкеназ, которые, в свою очередь, называют тараканов "швабами"[19]- эти тараканы поселились в доме Исраэля Нагара и стали плодиться и размножаться.
А что же может родить тараканиха?
Когда мастер кушал, тараканы были в еде. Целовал цицит, а там - таракан. Давал оплеуху подмастерью и… давил таракана. Везде, куда тянулась рука его, был таракан.
Соседи услышали о несчастиях его и поведали о яде[20] под таким-то названием, который продают в аптеке.
Надо рассыпать этот яд, чтобы насытились тараканы и сдохли. Пошел он в аптеку и купил этот яд.
Почуяли тараканы запах, набежали и стали есть, а Исраэль яду не жалел. Не прошло и нескольких часов, как стали они как-то дергаться[21], качать головами, падать и умирать.
Если бы он дал яд перед заходом Субботы, было бы хорошо - готовясь к Субботе, человек чтит свой дом и выносит из него мусор.
Но он рассыпал смертельный яд в понедельник и пока он почтил дом свой и вымел тараканьи трупы вон - ими полакомился индюк. Стало ясно, что индюку не суждено дождаться кануна Песаха, когда его торжественно зарежут, чтобы съесть на маце и мароре
