Рассказы ночной стражи - [10]

— Рэйден-сан! Подойдите ко мне.

Я подошёл. Вернее, подбежал.

— Вы разговаривали с досином Хизэши?

— Да, Сэки-сан.

— Изложите мне содержание вашего разговора.

Я изложил. Кратчайшим образом, чтобы не дразнить тигра. Старший дознаватель — тот ещё всезнайка. Итак, безликий, убийство. Маска. Цирюльник, трупожог. Стихи на снегу.

— Стихи?

Взмах зонтика обрушил на мою голову снежный вихрь.

— Простите, Рэйден-сан. Сегодня я особенно неуклюж. Итак, что за стихи?

Я процитировал трёхстишие про терпение мудрого. Пока я говорил, я видел сточные каналы и маску карпа в изрубленном мешке. Карп пучил белые глаза, словно из последних сил пытался стать драконом.

— Это уже второй случай, — добавил я. — Рядом с первым убитым каонай также были начертаны стихи.

— Откуда вы знаете?

— Я расспросил своего отца. Он подтвердил, что во время обхода, когда был обнаружен первый труп, видел стихи на снегу.

— Рядом с трупом?

— Да.

— Вам известен текст?

— Да. Отец запомнил стихотворение.

Я процитировал трёхстишие про белые слёзы неба. Пока я говорил, я видел холодные причалы, груду тряпья и грязную сандалию из соломы. Не знаю, почему сандалия запомнилась мне так остро.

— Это писал один человек?

— Не уверен, Сэки-сан. Я недостаточно сведущ в поэзии, чтобы делать такие выводы. Если позволите, я покажу эти стихи настоятелю Иссэну.

— Хорошо, разрешаю. Почерк один и тот же?

— Нет возможности сравнить. Я побывал в местах, где совершились убийства. Снег смёрзся, люди затоптали иероглифы. Не осталось ничего, что я бы смог прочесть.

Сэки Осаму плотнее завернулся в накидку. Хорошую накидку из плотной ткани, на ватной подкладке. Когда я стану старшим дознавателем, куплю себе такую. И шапку куплю, чтобы уши не мёрзли.

— Вы полагаете, оба убийства совершил один человек?

— Да.

— Нам следует опасаться за жизнь наших слуг?

— Не думаю. Им достаточно носить маски, чтобы оставаться в безопасности. Похоже, убийца не склонен привлекать к себе лишнее внимание.

— Кандидаты в слуги?

— Их жизнь в опасности. Кто-то убивает безликих, а кандидаты ничем не отличаются от других каонай. Пусть не выходят в город после наступления темноты. Хочу добавить, что убийств могло быть больше, чем два.

— Поясните вашу мысль.

— Если бы не служебное рвение моего досточтимого отца, первый труп сожгли бы без доклада. Если бы не маска в мешке, мы бы ничего не узнали о втором трупе. Из этого я делаю вывод об убийствах, какие были совершены без огласки. Во всяком случае, я допускаю такую возможность.

— Каким образом погибли оба известных нам безликих?

— Свидетели говорят о ранениях, нанесённых лезвиями. Крестьянские орудия труда, такие, как серп, я исключаю. Крестьяне не складывают стихи. Значит, нож, топор, тесак.

— Меч.

— Что?!

— Меч, Рэйден-сан. Стальной меч. Вы слыхали о пробе меча?

— Нет, Сэки-сан.

Брови старшего дознавателя, седые не по годам, сошлись на переносице. В этом не было осуждения или раздражения, как нет их в снеге, налипшем на зонт. Что же здесь было? Беззлобная зависть пожилого мужчины, когда он глядит на юношу и завидует его святой наивности; зависть и сожаление о том, что время летит стрелой.

— Ну да, вы ещё так молоды. Не смотрите на меня, как на святого, достигшего бессмертия, я тоже не застал те времена. Никто из ныне живущих не застал. Но я слышал от своего деда, что прежде, до того, как будда Амида осчастливил нас своим даром, самурай мог без причины зарубить крестьянина или бродягу. Просто так, чтобы опробовать на нём свой новый меч. Цудзигири, «смерть на перекрёстке».

— Ваш почтенный дед пробовал свой меч таким образом?!

Мне было холодно. Стало жарко.

— Нет. Он тоже был слишком молод для этого. Но отец моего деда практиковал цудзигири, о чём не единожды рассказывал сыну. В нашей семье эта история передаётся из поколения в поколение. Вы спросите, уверен ли я в правдивости этой истории?

— Разве я осмелился бы?

— На семейном алтаре хранится меч прадеда. На хвостовике клинка стоит число «пять». Это количество людей, убитых прадедом во время «смертей на перекрёстке». Дед говорил, что мечи пробовали и на трупах, привязанных к столбу. Но разрубленные трупы и убитые люди по-разному отображались на мечах.

— Каонай — не люди!

Старший дознаватель одарил меня кривой ухмылкой:

— Да, я тоже полагаю, что наш убийца не станет украшать свой меч числом зарубленных безликих. Это, конечно, если у него есть меч и он его действительно пробует, не рискуя нарваться на фуккацу. Вашу версию про топор или нож мы не станем отметать. Сказать по правде, она выглядит разумнее, чем моя.

— Разрешите проверить?

— Каким образом?!

Я рассказал, каким. Господин Сэки задумался.

— Ну что же, — наконец произнёс он. — В вашей идее есть здравый смысл. Считайте, что я разрешил. Между нами, Рэйден-сан… Никто в управе не хочет заниматься делом убитых каонай. Я и сам не хочу, но вынужден. Да, я могу приказать. Тем не менее, я уведомляю вас: лучше откажитесь сразу, если вам омерзительна вся эта история. Саботажа я не потерплю. В случае вашего отказа к вам не будет применено никакого наказания.

Я шагнул ближе:

— Кто займётся этим делом в случае моего отказа?

— Я, — ответил Сэки Осаму. — Лично я.