Рассказы - [3]

Я за свою жизнь написал десятки научно-технических отчетов, несколько монографий, научных книг и множество статей, но все это было так легко! Я садился за стол на работе, просматривал и подготавливал фактический материал, а потом писал, редактировал, подправлял. Но дома я об этом не думал, я спокойно обедал, ходил в кино, в гости, ужинал, читал газеты и книги, смотрел телевизор, ложился спать, думая о чем угодно, но не о науке.

А с рассказами — это ужас! Говорят, что Агата Кристи обдумывала сюжеты своих романов, сидя в горячей ванне. Я попробовал, долго сидел в джакузи, но в голову ничего не приходило. А вот когда я ложился вечером спать, в полусне, мне в голову начинали лезть сюжеты новых рассказов. К утру я их обычно забывал, поэтому на прикроватной тумбочке стал держать бумагу и ручку. Но все это было бы полбеды. Проблема в том, что если в голову приходит какой-то сюжет, то дело на этом не кончается: ни о чем другом думать невозможно, в голове все подробно проворачивается — от названия и первого слова рассказа до последнего. В уме меняются детали сюжета, вносятся поправки. Невозможно спокойно гулять, есть, пить, читать что-либо или смотреть телевизор до тех пор, пока рассказ полностью не продуман и не записан. И только после этого напряжение спадает, и появляется возможность заниматься чем-то другим.

Но дело на этом не кончается. У меня есть цензор — моя жена. Все, что я пишу, она проверяет, вносит поправки и исправления и затем милостиво разрешает к печати. Делает она это только убедившись, что мой рассказ, как это говорили в СССР, идейно выдержан, что я нигде не отклонился от «генеральной линии партии», а если сказать по-американски, то рассказ «политкорректен». По ее мнению все, что касается любви, описывать можно, а вот насчет секса — лучше воздержаться. Как сказала та женщина в телепередаче: «У нас секса нет!» — и все тут. Большие проблемы с именами собственными. А вдруг эти люди живы и обидятся? А вдруг за них обидятся их дети или внуки? Лучше имена заменить! Лучше, по ее мнению, писать рассказы не от своего имени, а от третьего лица, или вообще неизвестно от кого! После того, как рассказ вымыт, выжат, как в том анекдоте:

— Почему ваша кошка так сильно кричит?

— Мы ее купаем!

— Нашу кошку мы тоже купаем, но она никогда так не кричит!

— А вы ее после мытья отжимаете? —

моя жена милостиво говорит:

— Конечно, литературные достоинства твоего рассказа могли бы быть лучше, но если тебе он нравится, то публиковать его можно!

Но я не сдаюсь и вскоре в моей голове возникает фабула нового рассказа и все муки написания и редактирования начинаются сначала!

Ностальгия

В царской России существовала процентная норма на прием евреев в высшие учебные заведения. В отличие от Советского Союза, где такая же норма была скрытым указанием «сверху», в царской России это был открытый и всем известный запрет. Многие молодые евреи, чтобы получить высшее образование, выезжали за границу, преимущественно в немецкоязычные страны, где, учитывая некоторое знание идиш, им было легче овладеть языком. Мой отец и его брат поехали на учебу в Швейцарию перед Первой Мировой войной, где в Цюрихе поступили на Медицинский факультет Университета. Мой дед, их отец, был рабочим, слесарем, что, однако, не мешало ему содержать семью, в которой было семь человек детей. Правда, в те времена выезд за границу был достаточно легко осуществим и обходился сравнительно недорого. Значительно хуже было с расходами на жизнь в самой Швейцарии, особенно после начала войны, когда прервалась связь с Россией. Приходилось подрабатывать по мере возможности, помогали местные богатые евреи, а с 1918 г. заботу о некоторых студентах из России взяло на себя советское торговое представительство в надежде на то, что они, закончив учебу, вернутся на Родину, где не хватало врачей «пролетарского» происхождения.

Тем не менее многие студенты, закончив вуз, предпочитали остаться работать в Европе. Но не таковы были мой отец и его брат: они страдали от ностальгии, их тянуло домой, в Баку, где остались мать, отец, братья и сестры. В 1919 году они выехали из Швейцарии в Италию. В Генуе они сели на корабль, который, миновав Средиземное море, Дарданеллы и Босфор, доставил их по Черному морю в Батуми.

Отец рассказывал, что, когда они сходили с корабля, сотни людей штурмовали сходни, пытаясь сесть на корабль, чтобы уплыть на нем за границу. Их увидел один из знакомых бакинцев, находившийся в толпе. Он пробился к ним и спросил:

— Абраша, Ароша вы откуда???

— Из Швейцарии.

— Вы что! Большевики наступают, скоро они будут здесь, все рвутся за рубеж, вы сумасшедшие, что вернулись сюда!

Он, конечно, был прав, дальнейшая жизнь моего отца и дяди в Советской России была достаточно тяжелой. Но об этом писать не стоит, каждый, кто эмигрировал из СССР, об этом знает и сам, но мы все равно часто вспоминаем нашу жизнь «там» с ностальгией — не потому, что там было хорошо, а потому, что там мы были молоды!

История редкой фамилии

В нашей семье сохранились документы, письменные свидетельства и устные предания об истории возникновения чрезвычайно редкой еврейской фамилии «Листенгартен», которую в настоящее время носит не более сотни людей во всем мире. История этой семьи, а также связанной с ней несколькими браками семьи Исакович, уходит корнями в конец XVIII века, когда некий еврей по имени Исак проживал в местечке Подвысокое Каменец-Подольской губернии царской России. Фамилии у него в те времена не было, и он вместе с детьми обрел ее, как производную от своего имени, лишь в начале XIX века, когда в соответствии с указом Императора Александра I от 1804 года, всем евреям в России присваивали в обязательном порядке фамилии.