Рассказы - [2]

— Пофартило красавицам. Правда, и поработают они на этот хор, но валюты у негров много… Корову купят. Итак, одна осечка. Загадаем. Считаю до трех.

Мы двинулись вдоль фасада вокзала. Женщин не было.

Дойдя наконец до закрытого входа в станцию метро «Комсомольская», мы увидели двух старух лет по шестьдесят-семьдесят, которые прохаживались с кошелками в руках. Они были похожи на нищенок с церковной паперти. К ним принялись приставать трое мальчиков-школьников, горячо в чем-то их убеждали, показывали деньги. Странно и не совсем понятно было это.

Андрей, старый и опытный волк с пятилетним стажем дружинника, ныне доцент кафедры марксизма, определил сразу:

— Явные бандерши. У них имеются девочки за углом, вне досягаемости милиции, они торгуют. Теперь твоя очередь, подходи.

Школьники, разочарованные, отошли, я шагнул к старухам.

— Бабушки, нужны две молодые девочки, на хату, до утра. Имеете?

Одна старуха смерила меня взглядом с ног до головы и раздраженно ответила:

— Что имеем, видишь сам.

— Две девочки… — повторил я, не совсем понимая.

— Обратись к милиционеру! — отрезала другая, отворачиваясь, и от ее лохмотьев удушливо пахнуло мочой; пьяные такие старухи валяются под витринами, обмочившиеся, пока их не подберут и не увезут в вытрезвитель.

Я вернулся к Андрею сконфуженный. Он толковал со школьниками, которые огорченно объясняли:

— Нет, не бандерши, они проститутки. Мы говорим: у нас всего на троих пять рублей, давай, бабка, мы тебя втроем возьмем, а она хочет с каждого по пять и ни в какую не соглашается.

— Осечка номер два!.. — озадаченно сказал Андрей. — Это уже дивно, как я ошибся. К черту, меня затошнило. Вот третий шанс, и поедем домой спать.

К плешке беззвучно, по неосвещенной полосе, как тень, подкралось такси. В нем виднелось единственное выделяющееся пятно: на переднем сиденье, рядом с шофером, сидела явно женщина. Такси рывком выехало под фонари, а женщина опустила стекло и выдвинулась в окно, показывая себя. Мы отшатнулись.

То было не лицо, а какая-то мертвая пугающая маска. Весьма немолодая, видимо, женщина наложила на себя столько кремов, помады и пудры, что походила на клоуна, и тем не менее угадывалось, что она уродлива и страшна, как смерть.

Такси медленно проплыло мимо нас с этой дикой маской в окне, проехало, как похоронный фургон, вдоль всего тротуара, и другие мужчины тоже от неожиданности лишь напряженно глядели, но никто не сделал движения остановить такси. Оно поддало газу и умчалось.

— Пошло на второй заход, — сказал Андрей, глядя вдаль и не теряя его из виду; такси объезжало по кругу огромную площадь, постояло под светофором и свернуло на поворот к вокзалу.

Оно в точности повторило прежнюю эволюцию. Вторично, в похоронном молчании, медленно проехало вдоль шеренги мужчин, разочарованно фыркнуло, поддало газу и умчалось.

— Пошло на третий круг, — комментировал Андрей, следя за такси, как кот за воробьем. — Однако игра уже забавна.

Такси действительно вынырнуло из тени в третий раз. Маска теперь напряженно высунулась из окна всем бюстом и шевелила губами. Когда она поравнялась с нами, стало слышно, как она дребезжаще и безголосо поет арию Кармен: «Так берегись люб-ви-и моей… Тарам-пам-пам…»

Она пропела перед всей молчаливой шеренгой вдоль тротуара. Такси задерживалось на секунды, трогалось дальше, затем ушло в бешеной скорости.

— Марья, гляди! — крикнула одна старуха с кошелкой другой. — Леди Гамильтон работает. Оперы поет, ха-ха!

Обе расхохотались.

— Берем, — сказал Андрей.

— Ты с ума сошел?

— Берем. Я сказал, считаем до трех, значит, судьба.

Когда такси в четвертый раз вынырнуло из тени, он поднял руку.

— Садись!

Мы вскочили на заднее сиденье, и еще не захлопнули как следует дверь, а машина уже была под мостом. Молодой водитель, цыганской наружности, злобно рвал и не тормозил на поворотах. Маска всем корпусом повернулась к нам, пугая близостью мертвенного лица:

— Извините, за нами, кажется, следит патрульная ракушка. Нет, свернула, слава Богу… Я работаю в машине. Или на дому у клиента. Своего дома у меня нет.

— О'кэй, ко мне на хату, шеф, на Маяковскую, — бодро сказал Андрей; маска тотчас уточнила:

— По десять рублей с каждого, итого двадцать; далее шоферу пять и оплата счетчика.

— На счетчике восемь рублей, — ахнул Андрей. — Накатала!..

— Зато я делаю все.

— О'кэй, тогда сотри живопись с лица, с этого «все» и начнем.

— Нет. Сначала деньги вперед.

— Конечно, конечно, — Андрей поспешно полез за бумажником. — Двадцать рэ, за двоих. Шеф, а это ваши, прошу.

Шофер, не глядя, взял пятнадцать рублей двумя пальцами, сунул в нагрудный карман. Женщина тщательно спрятала деньги в сумку, вынула пачку салфеток и принялась вытирать лицо.

— У меня есть водка, — сообщил шофер. — Тут под сиденьем три бутылки, отдам по шесть рублей.

— Спасибо. У нас дома своя.

Это его окончательно взбесило, он зашвырял машину и догнал до площади Маяковского в молчании за несколько минут.

В квартире, при ярком электрическом свете, без краски, она оказалась обыкновенной, даже, я бы сказал, весьма ординарной немолодой женщиной, с морщинами, дряблой кожей, с бурыми кругами под глазами. Похоже, была очень усталая.