Рассказы - [35]

Например, плачущая девушка. Она же сидела совсем рядом со мной… И еще мне припоминался высокий угрюмый юноша в черной вельветовой куртке. И пожилая седая дама с сумкой через плечо, на которой большими буквами было написано В.Е.А…

Не имело смысла продолжать, ведь я точно не знал, сколько людей находилось в вагоне до того, как мы тронулись в путь к «Площади Пикадилли». Но я заметил, что все остальные пассажиры оглядываются так же растерянно, как это, наверно, делал я.

Мужчина в котелке деликатно откашлялся.

— Что случилось — спросил он. — Мы кого-то потеряли по дороге? Мне кажется, рядом со мной кто-то сидел, а теперь он исчез!

— Почему они не открывают двери? — поинтересовалась весьма разукрашенная особа, догадаться о профессии которой не представляло особого труда.

И в этот момент двери открылись.

Спор на платформе, похоже, разгорался. Носильщик и дежурный по станции ругались с мужчиной в форме машиниста.

— Ну ладно, — горячился дежурный, — вы выехали с «Зеленого Парка» вовремя. Я только говорю, что сейчас без пятнадцати час, а значит, на «Площадь Пикадилли» вы опоздали на десять минут. Кроме того, из вашего состава исчез этот чертов кондуктор и теперь черт знает, что будет дальше!

— …! — машинист употребил одно из непечатных слов. — На моих часах двенадцать тридцать пять. Я понятия не имею, что случилось с вашим проклятым кондуктором, но приехал я сюда точно по графику!

Я посмотрел на свои часы. Они показывали двенадцать тридцать пять. Я вышел на платформу. Там часы показывали двенадцать сорок пять.

— Что случилось — спросил я у носильщика.

— Вам всем придется немного задержаться, — ответил он. — Исчез кондуктор. Мы позвонили начальству, спросили, что делать.

— Понятно… Кстати, ваши часы спешат.

— Вовсе нет. Мы их уже проверили.

Все больше и больше пассажиров выходило из вагонов. Они собирались маленькими группками, о чем-то оживленно беседуя, или осаждали машиниста и дежурного по станции бесчисленными вопросами. Я заговорил с парой человек с наручными часами: интересовался, который, по их мнению, час. Почти у всех часы показывали то же самое, что и у меня — двенадцать тридцать пять — плюс-минус пара минут. Был только один пассажир, часы которого показывали то же, что и станционные, но он утверждал, что всегда ставит свои на десять минут вперед.

В конце концов на платформе появился полисмен. За ним — несколько представителей Лондонской Транспортной. К этому времени распространился слух, что из состава пропал не только кондуктор, но и несколько пассажиров. Кое-кто все еще сидел в вагонах, терпеливо ожидая, когда поезд вновь отправится в путь, но большинство высыпало на перрон, задавая вопросы друг другу, отвечая на вопросы полисмена и господ из Л.Т., пытаясь выяснить, что же, все-таки, произошло.

Вскоре приехали еще полицейские, а за ними по пятам — еще работники Л.Т. Потом, пока все давали показания и записывали показания, фамилии и адреса, специальная бригада быстро осмотрела туннель. Ни кондуктора, ни пропавших пассажиров — ничего. И даже никакого объяснения перебоя в освещении.

Единственное, что удалось установить в результате расследования, так это то, что, кроме кондуктора, бесследно пропало по крайней мере еще пять человек; все часы в поезде отстали на десять минут; произошел странный сбой в системе освещения вагонов, и что мы все непонятным и внезапным образом устали.

Прошло не менее получаса, прежде чем были записаны все показания, а туннель осмотрен от начала до конца. Затем поезд, наконец, смог поехать дальше с резервным кондуктором.

Больше с нами ничего не стряслось. Я добрался до дому в двадцать минут третьего — очень усталый, очень удивленный и здорово рассерженный.

Как я уже сказал, на следующий день в газетах ничего не было об этом необычном случае. Первое упоминание о пропавших, без всякой связи с происшествием на линии Площадь Пикадилли, появилось только в среду. Единственным исключением стала заметка о девятнадцатилетней девушке, которая, перед тем как исчезнуть, вроде ехала на метро в понедельник ночью в сторону «Холловей Роуд». Готов поклясться, что это та самая девушка, которую я видел плачущей на станции «Зеленый Парк»…

Я никогда не верил в блокирование памяти. Но по собственному опыту могу рассказывать, как такой блок работает. Он не дает вам увидеть очевидное, не дает думать очевидные мысли, делать совершенно очевидные поступки.

Я, разумеется, должен был сразу догадаться, что магнитофон, необъяснимым образом использовавший десять минут магнитной пленки за тридцать секунд, может содержать в себе ключ к пониманию того, что произошло. И конечно, я должен был бы прослушать запись при первом же удобном случае.

Но я этого не сделал.

Чертова машинка лежала в углу стола, прямо у меня под носом, целую неделю, вплоть до того момента, когда я решил ею воспользоваться. Но даже и тогда я не включил бы магнитофон, если бы не решился начать свою повесть. Даже когда я слушал запись, я делал это лишь потому, что хотел убедиться, что магнитофон не сломался дорогой. Совсем не потому, что мне казалось, будто на пленке может быть записано что-то интересное.