Вечером в назначенный час Антон Антонович явился к водяному инженеру, где весь город был в сборе.
— Весьма рад! — коротко приветствовал его хозяин, человек более похожий на улей, которому прицепили бороду и просверлили глаза, чем на чиновника водяного департамента. Несмотря на краткость и кажущуюся сухость приветствия, хозяин смотрел на Антона Антоновича почти так же приветливо, как если бы Антон Антонович был подрядчиком по очистке местной судоходной реки от корчей.
— Вздор, вздор, батюшка! Нечего тебе в Китай ехать! — встретила Антона Антоновича хозяйка. — Поди-ка в гостиную; там моя Сонечка у тебя давно что-то спросить хочет из твоей географии.
И хозяйка, взяв Антона Антоновича за рукав, отвела его в гостиную и посадила па маленький диванчик рядом с Сонечкой.
Сонечка сидела справа. Не прошло несколько секунд, как слева на кресле очутилась еще девица, дочь исправника, с удивительно белыми ручками. Мгновение — и напротив сидела дочь акцизного надзирателя, обладательница жгучих черных глаз. Еще мгновение — рядом с дочерью акцизного надзирателя появилась дочь казначея, такая маленькея, что ее можно было проглотить, как конфетку. Антон Антонович чувствовал себя солнцем, вокруг которого вращаются планеты одна другой очаровательней, и блаженствовал. Он даже не замечал, что в сфере его влияния время от времени появляются, кроме планет, также и кометы, в виде мамаш. Кометы заходили в гостиную под посторонними предлогами — закурить папиросу, поправить перед зеркалом прическу, посмотреть альбомы, а в сущности — чтобы полюбоваться Антоном Антоновичем, недюжинные качества которого наконец были признаны всеми. Антон Антонович не замечал комет, но зато планеты влияли на него еще сильней, чем он на них.
— Расскажите нам что-нибудь про Китай, — музыкальным голоском обратилась к Антону Антоновичу Сонечка, сидевшая справа.
— То есть как это про Китай? — ответил Антон Антонович, плохо понимая, что он говорит: до того музыкален был голосок.
— Ах нет, лучше про Японию! — воскликнула соседка слева.
— То есть как это про Японию? — произнес Антон Антонович, околдованный зрелищем белых ручек, обнаженных до самых локтей, и даже немного повыше.
— Нет, нет, не про Японию! — сказала дочь акцизного надзирателя, сидевшая напротив. — Японки, например, очень противные: они такие маленькие, что ростом с обезьянку.
— Как? — сказал Антон Антонович, подпадая под неотразимое влияние сверкнувших перед ним черных глаз.
Маленькая, как конфетка, дочь казначея вдруг покраснела и с ядовитостью произнесла:
— Как это пошло желать, чтобы все женщины были толсты, как бочки!
Само собой разумеется, что дочь акцизного надзирателя, неодобрительно отозвавшаяся о маленьком росте японок, была особой полной. Антон Антонович, не понявший намека, так как он весь был поглощен созерцанием прелестных собеседниц, рассмеялся и, остроумно развивая мысль о бочках, воскликнул:
— Если, — смеясь, говорил он, — если женщина толста, как бочка, то на нее следует набить обручи.
Да, ум и, во всяком случае, остроумие Антона Антоновича были признаны вполне. Собеседницы, за исключением полной дочери акцизного надзирателя, а с ними и сам Антон Антонович рассмеялись с увлечением. Антон Антонович смеялся даже долее остальных, до слез, до утирания глаз платком. Когда он перестал смеяться, он увидел, что полной собеседницы уже нет в комнате.
— Так расскажете нам про Японию? — снова спросила дочь исправника с белой ручкой.
— Не стоит, — ответил Антон Антонович. — Ведь японки противные, ростом с обезьянку…
— Как я?! — не владея собою, воскликнула маленькая дочь казначея, с шумом отодвинула стул и ушла.
— Какая обидчивость! — промолвила ей вслед Сонечка.
— Чем же тут обижаться! — с удивлением сказал Антон Антонович. — Я нарочно сказал, что японки противные. В сущности, они очень милы. Я пойду сейчас ей объясню.
— Она не станет слушать: она теперь рассердилась, — остановила его Сонечка. — А вы лучше расскажите про Японию мне.
— Разве вы не знаете?
— Знаю, но мало. И потом, мне почему-то хочется, чтобы рассказали именно вы… Пойдемте ходить по зале.
Антон Антонович не мог противиться и пошел вслед за Сонечкой. Дочь исправника, прищурившись, посмотрела им вслед.
Да, Антона Антоновича признали. Прежде, еще недавно, когда ему случалось, как теперь, ходить по комнате, где играли в карты, и громко разговаривать, на него смотрели косо, иной раз даже свирепо: его ходьба и разговор мешали игрокам в винт сосредоточиваться и обдумывать их важные ходы. Теперь было совсем иначе.
— Ну, я расскажу вам, если хотите, про Японию, — громко начал Антон Антонович, в волнении глядя на Сонечку.
— А что, в Японию сухим путем едут? — отрываясь от карт, спросил казначей.
— Можно сухим, можно и мокрым, — ответил Антон Антонович и не удержался: засмеялся своему игривому ответу.
При этом остроумном ответе несколько голов поднялось от карт — помощника исправника, податного инспектора, лесничего и протоиерея. Все они одобрительно посмотрели на Антона Антоновича. Он продолжал:
