Рассказы из всех провинций - [25]

Можно представить себе, как горевали несчастные вдовы!

А тот единственный, который не поехал, и посейчас здравствует, а на пропитание зарабатывает тем, что пишет для неграмотных челобитные.

Лист лотоса размером в восемь циновок

Тишина и покой царят в одиноком горном жилище, а когда наступает пора долгих весенних дождей, в нем становится еще печальнее и тише; здесь, в маленькой хижине под названием «Родник среди мхов», где некогда обитал поэт Сайгё[46] и в минувшие времена жили ревностные служители Будды, как-то раз собрались местные жители, проводя досуг за беседой и чаепитием. Тем временем дождь внезапно усилился, да так, что не стало видно даже окрестных гор, и в это самое время из отверстия в старом жернове для размола чайных листьев, что стоял в углу веранды, выползла змейка длиной около семи сун, мгновенно перескочила на ветви цветущего мандаринового дерева, а потом стала взбираться все выше и, наконец, скрывшись в тучах, пропала с глаз долой.

Тут толпой прибежали люди из селения, что лежало у подножья горы.

— Только что из вашего сада взлетел к небу дракон длиной в добрый десяток дзё! — кричали они.

Удивленные, гости вышли из хижины и видят — у дерева эноки, растущего недалеко от ворот, отломана большая нижняя ветка, а под нею, в глубокой впадине, образовался обширный пруд.

— Ну и ну! Видать, большой был этот дракон! — шумели и удивлялись люди, но случившийся тут священник, улыбнувшись, промолвил:

— Вы дивитесь так оттого, что не знаете, как обширен и причудлив наш мир. В провинции Тикудзэн мне довелось видеть репу столь огромную, что ее приходилось вдвоем нести на палке. В краю Идзумо, в реке Мацуэ, водятся караси в один сяку два сун в поперечнике. На горе Нагараяма выкапывали, случалось, батат величиной в девять кэн. На островке Такэгасима растет бамбук, такой толстый, что разрежь ствол на части, и кадки готовы. В Кумано водятся муравьи, до того огромные, что в силах утащить целый ковшик. В Мацумаэ вылавливают морскую капусту длиной в добрых полтора ри! В горах на острове Цусима живет старик, отрастивший бороду длиною в дзё…[47] Кто не видел дальние страны, тот и вообразить себе такого не может! В давние времена преподобный Сакугэн из храма, что в селении Сага, побывав в Китае, рассказывал при самом князе Нобунага обо всем, что довелось ему увидеть и услыхать. «В Индии, на священной горе Рёдзюсан, — говорил он, — есть пруд, где растут лотосы, и листья их имеют два кэн в квадрате и сладко благоухают. В жаркую погоду люди дремлют в прохладе, лежа на этих листьях». Услышав сие, князь рассмеялся, преподобный же Сакугэн вышел в соседний покой и заплакал. Увидев, что он выжимает рукав своей рясы, его спросили: «Вам обидно, что его светлость изволили засмеяться?» — «Нет, — ответил священник. — Я проливаю слезы о том, что князь Нобунага так мало знает о Поднебесной!»

Роковая лазейка

Самурай Огава Ханэмон был наделен столь редкостным умом и прекрасной внешностью, что служил примером для всего света. Он нес почетную должность княжеского вестового, на людях всегда появлялся в сопровождении копьеносца, а сзади вели его верховую лошадь, и не было равных ему среди всей самурайской дружины. Но, увы, нет ничего в нашем мире ненадежней судьбы самурая!

Вчера из провинции Бунго, родных мест Ханэмона, доставили ему послание, он увидел адрес, начертанный женской рукою. Встревоженный, распечатал он письмо, — оно было от невестки, жены старшего брата. Письмо гласило: «Муж мой, господин Хамбэй, в ночь на семнадцатое число сего месяца убит за игрой в го, по причине пустячного спора, перешедшего в ссору, во время очередного состязания в храме Мёфуку. Убийца, Тэрада Яхэйдзи, тотчас же бежал из нашего края. У мужа нет сыновей, и потому, кроме Вас, мне некого попросить о мести. Я же всего лишь женщина и потому отомстить за смерть мужа бессильна». — Так писала она, полная скорби.

Долго раздумывать было нечего. Ханэмон тотчас испросил отпуск у господина и, взяв с собой своего единственного сына Хампати, покинул город Эдо в краю Мусаси.

«Господин лишь недавно призвал на службу и приблизил к себе этого Яхэйдзи, — рассудил он. — И потому в княжестве будут, конечно, держать его местопребывание в глубокой тайне, и поймать его будет чрезвычайно трудно. Однако я слыхал, есть у него родные в сельской местности, в провинции Тадзима; скорее всего, он именно там и укрылся. Пойдем-ка туда и попытаемся его разыскать». И они поспешили в провинцию Тадзима, стали потихоньку разузнавать и выспрашивать. Среди крестьянских домов заметно выделялся один — он походил на усадьбу, к нему вели ворота, и был он обнесен двойной оградой. Жило там много наемных ронинов, имелись сторожевые псы, а по ночам сторожа без устали ходили кругом, стуча в колотушки, иными словами, тут принимались все меры предосторожности, дабы в случае чего сразу поднять тревогу.

И вот однажды, когда лил сильный дождь, дул ветер и ночь выдалась особенно темная, отец и сын, заранее припасшие рисовые колобки, приблизились к собакам, кинули им колобки, чтобы те не лаяли, проделали лазейку во внешней ограде, проложили себе путь через внутреннюю и добрались уже до самых сеней дома, как вдруг Яхэйдзи услыхал шум и закричал: «Кто там?» Отец и сын сунули в рот по большой щепке в надежде, что их примут за собак, держащих в пасти рыбу, но Яхэйдзи закричал: «Нет, для собак головы торчат слишком высоко! Эй, люди, вставайте все!» Молодые парни, нанятые на случай опасности, подняли шум и крик, однако сам Яхэйдзи, заподозрив недоброе, из дома не вышел. Чувствуя, что дело приняло скверный оборот, отец и сын решили: «На сей раз нужно спасаться бегством!» Убегая, они захватили с собой кастрюли и сковородки, перебросили их за ограду и хотели было ускользнуть через устроенную ими лазейку. Однако старший был уже не столь проворным и ловким — нырнув в лаз, он замешкался, и множество людей ухватили его за ноги, так что он не мог даже пошевельнуться… Тогда Хампати остановился, вернулся, отрубил отцу голову и, схватив ее, скрылся. Наутро Яхэйдзи тщательно расследовал происшедшее, но, увидев брошенные на улице кастрюли, решил, что то были простые воры. Тем дело и кончилось.