Рассказы из сборника "Опрокинутый мир" - [4]

Я рыбачил с берега и постоянно наблюдал этого человека. Порой я заговаривал с ним.

Он взглядывал глубоко запавшими глазами искоса, словно впервые видя меня, и отвечал односложно, без особого желания.

Задавая свой вопрос, я волновался.

— Привет! Хорошо клюет? — я старался, чтобы голос мой звучал безразлично.

Он оборачивался медленно, наклонял голову, словно не понимая — с ним я говорю или сам с собою.

— Парочку вытащил.

И все.

И снова застывал в привычной позе. Как будто он проговорил с тобой час-другой. Все обсудили, обо всем договорились, больше и разговоров не осталось. Можно разбежаться — каждый своей дорогой.

— На что берет сегодня?

Он снова оборачивается, снова наклоняет голову. Снова не понимает — с ним говоришь или нет. Глубоко запавшие глаза задумчивы, словно он впервые видит тебя.

— На червяка.

— На красного или на белого? Какой лучше?

Тишина. Медленный поворот. Взгляд.

— Тонкий. Толстого карась не берет.

Я молчу. Совсем неожиданно старик снова бросает косой взгляд. Теперь я замечаю: он смотрит не на меня, а на фотоаппарат, висящий у меня на правом боку.

* * *

В тот вечер я пришел без удочек и без фотоаппарата.

Сидел на берегу и ждал, когда старик причалит.

Хотелось увидеть, как он поднимается со скамьи, выбирается из лодки, наклоняется, выпрямляется. Живой человек на твердой земле.

Дождался.

Лодка мягко, без толчка пристала к берегу. На дне уже лежало короткое весло, обсыхали вытащенные кирпичи-якоря. Рыбак осмотрел садок с уловом и снова опустил его в воду. Выбросил цепь на траву и выбрался сам — легкий, как пушинка, лодка даже не качнулась.

На берегу росло дерево.

Рыбак привязал к нему лодку и остался на корточках — рассматривал что-то.

Я подошел поближе.

— Хороший улов?

Он окинул меня взглядом.

— Несколько мелких.

Он ответил сразу, и я обрадовался, что он признал меня.

— Вот это так замок, — снова заговорил он, вертя что-то в руках. — Не откроешь. А?

Это был обычный замок — без ключа, с наборным барабаном из пяти цифр. Им была заперта ближняя лодка.

Впалые щеки рыбака, казалось, пополнели, подбородок по-детски оттопырился, глубоко запавшие глаза из-под торчащих домиком бровей горели любопытством. Худые пальцы беспокойно вертели по очереди цифры, но замок не поддавался.

— Надо знать набор, тогда откроется, — сказал я.

Я набора не знал и был уверен, что мы его не разгадаем.

— Крути — не крути… — пробормотал я, но уже не мог оторваться, потому что старик прилип к замку. Его любопытство незаметно и меня заразило, привязало, как этот замок лодку.

Крутили оба по очереди.

Устали.

Тогда поднялись и пошли вместе. Жилище рыбака было на взгорке, сразу за большаком.

— У меня тоже замок надежный… Хороший замок, — на ходу объяснял он. — Тоже без ключа. — Старик хитро прищурился. — Но, вишь, слово надо знать… Не знаешь слова — крути сколько влезет, все равно не откроется.

Он довольно улыбнулся.

Мы шли помаленьку, переговариваясь, и я только после заметил, что рыбак всякий раз останавливается. Шаркает, почти не отрывая от земли брезентовых сапог, приминая траву, а потом останавливается. Отдыхает.

— Может, помочь? Тяжело в гору?

— Нет, я уж так. Привык. Я еще не старый. Какие мои годы — шестьдесят четыре.

— Конечно, — кивнул я. — Сердце?

— Нет, теперь я здоров. И сердце в порядке. Только, вишь, ноги слабые. Все бы хорошо — ноги не слушаются. Лечили меня несколько лет назад, совсем было сдал. Вылечили. Только ноги, вишь, слабые остались. Селезенку вырезали, еще чего-то. И шутили: мол, мало что от тебя и осталось, папаша.

Он снова остановился.

— Вылечили, только ноги, вишь, никудышние. Сам видишь. Только и напасти, что ноги. Ну, как-нибудь. Лежать велят, да как тут улежишь. До озера доковыляю, а там что — сиди себе в лодке. А город мне даром не нужен. Чего я там не видал?

Он остановился. Отдышавшись, посмотрел на меня из-под торчащих домиком бровей.

— Видишь… Дети все в город тянут. Им фотография нужна, семейная фотография. У нас ведь, говорят, папаша, нет карточки, чтоб и ты был, и мы все с внуками, — рыбак опустил голову. — А мне ни к чему. Зачем она мне… Не нужно мне той фотографии.

Я понял, для чего детям нужна фотография, и не знал, что сказать.

— Что такого. Просто изображение, — сказал я, срывая травинку.

— Не скажи, — отозвался старик. — Вишь, костел, этот, красный — его фотографируют и фотографируют. И пусть. Ему что — сто лет стоял, еще сто простоит. Подумать только, века. Ему что. А мне не нравится. Вишь, и ты сегодня без своей коробки, — он указал на мой правый бок, где обычно висел фотоаппарат. — Совсем другой человек. Видишь? Не скажи.

Наконец одолели подъем.

Глядя в грустные, повлажневшие глаза рыбака, я почувствовал, что это и вправду крутая гора.

— Жизнь, парень, она только на один раз. Больше никому не дано. А мне что еще осталось — сфотографироваться, и тогда уж все. Аминь, а? Ложись на доску и свечку в руки. Вот то-то. Может, я не хочу, как ты скажешь? Чего спешить? Вон, скажем, щука. Раз тянули с зятем перемет. Зацепился. Вроде как за корягу. Зять поднатужился, я еще подсобил. Выдрали. Думаешь, корягу? Щучью челюсть, чтоб не соврать, каких полметра будет. Сколько этому чудовищу, думаешь? Пара сот годков будет. Не спешит фотографироваться, а? Пусть, вон, говорит, костел, он каменный.