Рассказы - [11]

— Водки ты, конечно, нажрешься, а забудешь вряд ли, — не верил редактор.

Костя озабоченно протирал объектив. Марина прижималась плечом к плечу Сергея.

Возвращаться решили другой, более короткой дорогой. К сожалению, человек не всегда может предвидеть последствия своих, на первый взгляд, незначительных поступков. А жаль. Насколько менее трагической была бы жизнь каждого человека и насколько менее печальной история всего человечества, умей мы заглядывать вперед.

С одной разбитой грунтовки «рафик» свернул на другую, точно такую же. Никто не заметил никакой разницы — те же воронки, та же пыль. А между тем эта развилка необратимо изменила ход судеб и телевизионщиков, и Сергея, и водителя.

«Рафик» мотался от обочины к обочине, пассажиры дремали, бились головами об окна, друг о друга, но все равно спали, измученные последними практически бессонными сутками.

— Какие-то люди впереди, — сказал водитель, — машину останавливают.

— Плюнь и поезжай, — посоветовал редактор. Прозвучал одиночный выстрел.

— Стреляют, — сказал водитель.

— Ну черт с ними, остановись. «Рафик» притормозил. Редактор, ворча, полез к выходу.

— В чем дело? — привычно начал он, наполовину высунувшись из приоткрытой дверцы, — мы группа телевизионных журналистов…

— Выходите, — приказал военный в офицерском бушлате.

— Вы не поняли…

— Я сказал, выходите, — громче приказал военный и за воротник буквально выдернул редактора из машины.

Редактор не испугался, скорее удивился неожиданной грубости. Костя потянул из кофра камеру.

— Что вы себе позволяете?! — возмутился редактор.

— Идиот, — как-то даже сокрушенно произнес военный и, вскинув автомат, поверх «рафика», поверх головы редактора дал очередь. — Даю полминуты!

Все вышли, выстроились у обочины. Молодые парни в форме и гражданке вытаскивали из «рафика» кофры.

— Вы будете отвечать, — не очень уверенно угрожал редактор. — Какой вы части? Кто ваш командир?

Военный в полушубке не обращал на него никакого внимания. Парни вскрыли кофр, вытянули камеру и, потешаясь, стали наводить ее друг на друга.

— Вы что, охренели! — закричал Костя. — Это же аппаратура! Она состояние стоит! Эй, кретины!

— Оставь, Костя! Ты же видишь, — попыталась успокоить его Марина.

— Да ты что! Мне до конца жизни за нее платить! Эй, придурки, оставьте аппарат!

Костя шел прямо на военных, не обращая внимания на автоматы, на их недовольные лица.

— Оставь, я сказал! Оставь! — Взял камеру у парня, почти мальчишки, одетого в гимнастерку и джинсы. — Убери руки, дикарь!

К объективу потянулся другой солдат. Костя ударил его по руке. Солдат отшатнулся, ругнулся и, приподняв автомат, выстрелил. Выстрел бухнул как-то негромко, отстраненно, словно сухой сучок переломили. Костя отступил на шаг, прижимая к груди отвоеванную камеру, и вдруг стал оседать на землю.

Парни отошли в сторону и, казалось, потеряли к нему всякий интерес. Костя лежал на боку, и под его животом расползалась черная лужа.

— Что вы стоите! Его надо перевязать! — вскрикнула Марина и бросилась к раненому. Водитель потянул из нагрудного кармана перевязочный пакет.

— Дурак. Вот дурак. Выстрелил, — отрывисто говорил Костя, словно не веря, что это именно ему в живот вогнали пулю. — Больно…

— Ты потерпи, потерпи, — совершенно не своим, а каким-то удивительно медицинским, сестринским голосом уговаривала Марина, а по щекам ее часто ползли и капали в пыль дороги слезы.

Остальные стояли в растерянности, не зная, что предпринять. Бросаться с кулаками на бандитов? Возмущаться? Взывать к их человечности? Все глупо. Нелепо. Фальшиво.

— Вот так, доигрались. Вот так, — бормотал редактор, сам не слыша, что говорит.

Солдаты и офицер в сторонке о чем-то разговаривали, похохатывали, искоса поглядывая на высоко задравшуюся юбку Марины. Снова хохотали. Похоже, говорили скабрезности. Они хохотали, никак не реагируя на умирающего рядом человека. Наверное, они привыкли к смерти. Наверное, она стала для них бытовым явлением, таким же, как принятие пищи, оправка, сон. Завтра точно так же могли погибнуть и они. К тому же умирающий не был их товарищем, а так, прохожим, который сам, по собственной глупости напросился на пулю.

Они хохотали не от ненависти, не из желания досадить жертве, просто от хорошего настроения, от того, что они молодые, сытые и живые.

Костя слабел с каждой минутой. Его лицо серело, покрывалось испариной, глаза закатывались, но он еще был в сознании.

— Глупо. Глупо. Глупо, — бормотал он. — И больно. Только не оставляйте меня, не бросайте. Я не хочу.

Марина, исполнившая доступные ей медицинские функции, теперь рыдала просто как баба, на глазах которой угасает близкая ей жизнь.

— Ладно, хватит, — сказал военный, — надо идти. Собирайтесь!

Солдаты перестали скалиться, начали подниматься, строиться в колонну.

— Мы никуда без него не пойдем, — дрожащим голосом, но твердо заявил редактор.

— Быстрее, мы не можем ждать, — настаивал «офицер», угрожающе поводя дулом автомата.

— Вам придется нас убить, но мы никуда без него не пойдем, — повторил редактор, и лоб его покрылся испариной.

— Он уже не жилец, — попробовал объяснить «офицер», но тут же махнул рукой. — Ладно, потащите его сами.