Рассказы - [21]

Однажды утром мне вручили костюм, который я сразу узнал из картины. Я был в ужасе до тошноты, но надел его и без сопротивления пошел с охранниками. Картина располагалась на открытом воздухе. Вероятно, это мой последний шанс спастись.

Я надеялся, что мы будем путешествовать со всеми вытекающими последствиями, но пейзаж был подготовлен всего в нескольких сотнях метров от здания, в котором меня держали. Я щурился от яркого света тонких серых облаков, которые покрывали большую часть неба (Линдквист ждал их, или он упорядочил их присутствие?), утомленный, напуганный, слабее чем обычно из-за трехдневной голодовки. Пустынные поля простирались до горизонта во всех направлениях. Бежать было некуда, не то чтобы дать сигнал о помощи.

Я увидел Кэтрин, уже сидящую на краю возвышенного участка земли. Невысокий мужчина, ниже чем охранники, стоял, поглаживая её шею. Она взмахнула хвостом от удовольствия, её глаза были полузакрыты. Мужчина был одет в свободный белый костюм и белую маску, похожую на фехтовальную. Когда он заметил мое приближение, то поднял руки в экстравагантном жесте приветствия. На мгновение дикая идея пришла мне на ум: Кэтрин могла спасти нас! С её скоростью, её силой, её когтями.

Вокруг нас находились десятки вооруженных людей и понятно, что Кэтрин была послушной как котёнок.

— Мистер Сигел! Вы выглядите настолько мрачным! Не стоит унывать, пожалуйста! Сегодня прекрасный день!

Я престал идти. Охранники по обе стороны от меня тоже остановились и выжидали.

Я сказал, что не сделаю этого.

Человек в белом был снисходителен.

— Почему же нет?

Я с дрожью уставился на него. Я чувствовал себя как ребенок. С детства я не сталкивался так ни с кем, без успокаивающих меня праймеров, без оружия под рукой, без абсолютной уверенности в своей силе и ловкости.

— Когда мы сделаем что вы хотите, вы убьете нас. Чем дольше я отказываюсь, тем дольше останусь в живых.

Кэтрин ответила первой. Она покачала головой, не улыбаясь.

— Нет, Дэн! Андреас не навредит нам! Он любит нас обоих!

Человек направился ко мне. Андреас Линдквист фальсифицировал свою смерть? Его походка не была стариковской.

— Мистер Сигел, пожалуйста, успокойтесь. Разве я бы стал вредить своим собственным созданиям? Стал бы я тратить впустую все те годы тяжелой работы, своей и многих других?

Я забормотал в смущении.

— Вы убили людей. Вы похитили нас. Вы нарушили сто различных законов. — Я почти кричал на Кэтрин. — Он организовал смерть Фриды! — Но у меня было чувство, что это принесет мне намного больше вреда, чем пользы.

Компьютер, изменивший его голос, вежливо рассмеялся.

— Да, я нарушил законы. Что бы ни случилось с вами, мистер Сигел, я уже нарушил их. Думаете, я боюсь того, что вы сделаете, когда я вас освобожу? Вы и потом будете так же бессильны навредить мне, как сейчас. У вас нет доказательства относительно моей личности. О, я исследовал отчет ваших допросов. Я знаю, что вы подозревали меня.

— Я подозревал вашего сына.

— Ах. Спорный вопрос. Я предпочитаю, чтобы меня называли Андреасом близкие знакомые, но для деловых партнеров я — Густав Линдквист. Видите ли, это тело моего сына, если сын подходящее слово для клона, но начиная с его рождения я брал регулярные образцы своей мозговой ткани, извлекал соответствующие компоненты из них и вводил в его череп.

— Мозг нельзя пересадить, мистер Сигел, но с осторожностью большую часть памяти и индивидуальные черты можно перенести на маленького ребенка. Когда мое первое тело умерло, мне заморозили мозг, и я продолжал делать инъекции, пока вся ткань не израсходовалась. «Являюсь» ли я Андреасом, вопрос для философов и богословов. Я прекрасно помню собрание в переполненном классе, где смотрели черно-белое телевидение в день, когда Нил Армстронг ступил на поверхность Луны, за пятьдесят два года до того, как это тело родилось. Поэтому зовите меня Андреасом. Юмор старика.

Он пожал плечами.

— Маски, голосовые фильтры — мне нравится маленький театр. И чем меньше вы видите и слышите, тем меньше у вас возможностей вызвать у меня незначительное раздражение. Но пожалуйста, не льстите себе; вы никогда не станете мне угрозой. Я могу купить любого вашего полицейского за полсуммы, заработанной во время нашего разговора.

— Так что забудьте эти бредовые идеи мученичества. Вы останетесь в живых и на всю оставшуюся жизнь будете не только моим творением, но и моим инструментом. Этот момент глубоко внутри себя вы понесете в мир ради меня, как семя, как странный красивый вирус, заражая и трансформируя всех и всё, к чему прикасаетесь.

Он взял меня за руку и привел к Кэтрин. Я не сопротивлялся. Кто-то вложил крылатый жезл в мою правую руку. Меня подталкивали, расставляли, направляли, суетились чрезмерно. Я едва заметил щеку Кэтрин напротив моей, её лапу, лежащую на моем животе. Я смотрел вперед, в оцепенении, пытаясь решить, следует ли верить тому, что я останусь жив, преодолев этот первый реальный шанс надежды, но в ужасе от разочарования, чтобы доверять этому.

Не было никого, кроме Линдквиста, его охранников и помощников. Не знаю, кого я ожидал увидеть — зрителей в вечерних платьях? Он стоял на расстоянии в дюжину метров и глядел на копию картины (или, возможно, на оригинал), установленную на мольберте, а затем стал выкрикивать команды для мелких изменений в наших позах и выражениях. Мои глаза начали слезиться от сохранения моего взгляда неподвижным; кто-то подбежал и высушил их, затем распылил что-то для предотвращения повтора.