Рассказы и миниатюры - [27]

Глазам сержанта, стоявшего в шеренге сразу за капитаном Граффенрейдом, представилось странное зрелище. Сначало внимание его привлекло непонятное движение капитана, который выкинул руки вперед, затем энергично развел локти в стороны, словно гребец в лодке, и тут он увидел, как между лопатками капитана высунулся блестящий металлический кончик, который затем выдвинулся приблизительно на фут и оказался лезвием.

Оно было окрашено красным, острие его с такой быстротой приблизилось к груди сержанта, что тот в испуге отскочил назад. В этот момент капитан Граффенрейд тяжело повалился вперед, прямо на мертвеца, и испустил дух.

Неделю спустя генерал-майор, командующий левофланговым корпусом федеральной армии, представил следующий официальный рапорт:

«Сэр, имею честь доложить, что во время боя, имевшего место 19-го числа сего месяца, в ходе которого противник счел необходимым оттянуть силы, расположенные против моего корпуса, с целью укрепления своего левого фланга, мои войска почти не принимали участия в боевых действиях. Мои потери убитыми — один офицер, один солдат».

СООТВЕТСТВУЮЩАЯ ОБСТАНОВКА перевод Е.Калашниковой

Ночью

Однажды, летней ночью, по вьючной тропе, проложенной в густом и темном лесу, шел мальчик, сын фермера, жившего милях в десяти от Цинциннати. Он весь день плутал в поисках отбившейся от стада коровы, и ночь застигла его довольно далеко от фермы, в местности, ему незнакомой. Но он был не робкого десятка и, определив по звездам направление, в котором лежал путь к дому, решительно углубился в лесную чащу. Вскоре он вышел на тропу, убедился, что она ведет куда нужно, и пошел по ней.

Ночь была ясная, но в лесу стояла кромешная тьма. Мальчик шагал почти вслепую, ощупью находя дорогу. Впрочем, сбиться с тропинки было бы мудрено: по обе стороны тянулись густые, непроницаемые заросли кустарника. Он уже прошел милю или около того, как мелькнул слабый мерцающий свет. Ему стало страшно, и сердце у него застучало, что можно было расслышать удары.

— Где-то здесь должен быть дом старого Брида, — сказал он себе. — Вероятно, эта тропинка — продолжение той, что ведет к нему с нашей стороны. Но откуда же там свет? Брр… Странное дело.

Тем не менее он продолжал свой путь. Минуту спустя лес кончился, впереди открылась небольшая поляна, почти сплошь поросшая кустами ежевики. Кое-где торчали столбы полусгнившей изгороди. В нескольких ярдах от тропинки, посреди поляны стоял дом, и из незастекленного окна падала полоса света. Когда-то это было окно как окно, но и стекло и деревянный переплет давно разлетелись вдребезги под ударами камней, которые швыряли озорные мальчишки, чтобы доказать свою храбрость и свое презрение к сверхъестественному, — за домом Брида издавна укрепилась дурная слава; говорили, что там нечисто. Возможно, это была напраслина; но даже самый отъявленный скептик не стал бы отрицать, что дом пуст и заброшен; а по деревенским понятиям, где нет людей, там непременно водятся духи.

Глядя на неяркий, таинственный свет, мерцающий в разбитом окне, мальчик с ужасом вспомнил, что он был причастен к разрушению. Его охватило раскаяние, запоздалое и бесполезное, а потому особенно глубокое. Ему уже чудилось, что вот-вот набросятся на него бесплотные жители потустороннего мира, которых он оскорбил, нарушив их покой и целость их приюта. И все же упрямый мальчишка не отступил, хоть и дрожал всем телом. В его жилах текла здоровая кровь, горячая кровь фронтирсменов. Всего два поколения отделяли его от покорителей индейских племен. Он снова двинулся вперед.

Проходя мимо дома, он глянул на пустой прямоугольник окна, и тут его взгляду представилось странное и страшное зрелище: посреди комнаты, за столом, на котором лежали разрозненные листки бумаги, сидел человек. Пальцы обеих рук глубоко зарылись в волосы. В свете единственной свечи, стоявшей на краю стола, лицо казалось мертвенно бледным. Пламя освещало его с одной стороны, другая оставалась в тени. Глаза были устремлены в пространство, и более зрелый и хладнокровный наблюдатель уловил бы в их взгляде оттенок тревоги, но мальчику они показались лишенными всякого выражения. Он не сомневался, что перед ним мертвец.

Несмотря на весь ужас этой мысли, в ней было что-то притягательное. Мальчик медлил, стараясь хорошенько разглядеть всю картину. Он похолодел, дрожал, у него подкашивались ноги; он чувствовал, как кровь отхлынула от его лица. По тем не менее он стиснул зубы и решительно шагнул к дому. Он не думал о том, что делает, — это была лишь смелость отчаяния. Он приблизил к окну лицо и заглянул в комнату. В ту же минуту зловещий пронзительный вопль прорезал тишину ночи — крик совы. Человек вскочил на ноги, стол опрокинулся, свеча погасла. Мальчик бросился бежать.

Накануне

— А, Колстон, добрый день. Как кстати! Вы не раз говорили, что я лишь из вежливости хвалю ваши сочинения, и вот вы меня застаете погруженным, ушедшим с головой в последний ваш рассказ в «Вестнике». Только ваше неожиданное прикосновение к моему плечу и могло вернуть меня к действительности.

— Это доказательство убедительнее, чем вы думаете, — ответил тот, к кому обращались. — Вам так не терпится прочесть мой рассказ, что вы готовы отказаться от эгоистических соображений и пожертвовать истинным удовольствием, которое он мог бы вам доставить.