Рассказы - [7]

Выстрелы, глухие и далекие, следовали один за другим через небольшие промежутки, и подозрения собравшихся перешли в уверенность. Зловещий незнакомец в сером встал и приосанился.

— Кто тут у вас констебль? — сказал он, не без труда ворочая языком. Ежели он тут, выходи.

Пятидесятилетний жених, дрожа, отделился от стены, а невеста его зарыдала, припав к спинке стула.

— Ты констебль? Присягу принимал?

— Да, сэр.

— Приказываю тебе взять себе в подмогу людей и изловить преступника. Он где-нибудь тут поблизости, далеко не успел уйти.

— Слушаю, сэр, сейчас… сию минуту… только вот жезл возьму. Сбегаю домой и принесу, а тогда и двинемся.

— Еще чего, жезл! Пока ты его принесешь, преступника и след простынет.

— А без жезла нельзя; ведь нельзя, а, Уильям? Ну скажите, Джон… и Чарлз Джэйк… ведь нельзя же?.. Нет, нет, на нем королевская корона нарисована, желтая с золотом, и лев, и единорог; ежели я жезл подниму и ударю преступника, значит, это все по закону сделано, значит, мне право на то дано. А без жезла — как человека арестуешь? Да без жезла у меня и смелости недостанет; пожалуй, не я его, а он меня сцапает.

— Я сам слуга короля и даю тебе право, — возразил грозный блюститель правосудия. — Ну-ка, вы все, пошевеливайтесь! Фонари есть?

— Да, да! Есть у вас фонари? Отвечайте! — повторил констебль.

— А мужчины, которые посильней, сюда!

— Да, да! Мужчины, которые посильней, идите сюда, — повторил констебль.

— Дубинки какие-нибудь есть? Колья? Вилы? Тащите все сюда.

— Да, да! Дубинки и вилы — во имя закона! И возьмите их в руки, и отправляйтесь в погоню, и делайте, как мы велим, потому что мы власть, поставленная законом!

Повинуясь этим приказаниям, мужчины зашевелились и вскоре приготовились к погоне. Улики, хотя и косвенные, были достаточно убедительны, и не понадобилось долго объяснять гостям, что их самих можно будет обвинить в соучастии, если они не отправятся тотчас ловить злополучного третьего незнакомца, который, конечно, не мог далеко уйти в темноте и по такой неровной местности.

У всякого пастуха в доме найдется фонарь, да и не один; все фонари поспешно зажгли, и, вооружившись кольями, гости выбежали из дому и гурьбой двинулись по гребню холма в сторону, противоположную той, в которой находился город; дождь в это время, к счастью, несколько стих.

В светелке наверху вдруг жалобно заплакал младенец, быть может, разбуженный шумом, а может быть, потревоженный во сне неприятными воспоминаниями о недавно перенесенном крещении. Эти горестные звуки проникли сквозь щели в потолке, и женщины, сидевшие у стены, обрадовавшись предлогу, стали вставать одна за другой и удаляться наверх, чтобы успокоить ребенка; ибо все совершившееся за последние полчаса, привело их в угнетенное состояние духа. Таким образом, через две-три минуты комната опустела.

Но ненадолго. Не успел еще замереть звук их шагов, как из-за угла дома, с той стороны, куда удалились преследователи, показался человек. Он заглянул в дверь и, видя, что в комнате никого нет, тихонько вошел. Это был незнакомец, сидевший у камина и затем выбежавший из дому вместе с остальными. Причина его возвращения вскоре разъяснилась: он протянул руку к ломтю молочной лепешки, лежавшему на полке неподалеку от того места, где он раньше сидел; он, видимо, с самого начала хотел захватить ее с собой, да забыл. Он также налил себе с полстакана меду из большой кружки и, стоя, принялся жадно есть и пить. Он не успел еще кончить, как в комнату столь же бесшумно проник другой человек — его приятель в пепельно-сером костюме.

— А, и вы тут? — сказал вошедший, усмехаясь. — А я думал, вы пошли ловить преступника.

Цель его посещения тоже немедленно обнаружилась, так как, войдя, он тотчас же стал озираться в поисках соблазнительной кружки с медом.

— А я думал, вы пошли, — ответил другой, с некоторым усилием проглатывая пережеванную лепешку.

— Ну, видите ли, поразмыслив, я решил, что там и без меня народу много, — доверительно продолжал первый, — да и погодка не располагает. А потом, что ж, стеречь преступников — это дело правительства, а не мое.

— И то правда. Я вот тоже решил, что там и без меня народу много.

— Да и неохота мне тут по косогорам бегать да по оврагам ноги себе ломать!

— И мне неохота, сказать по правде.

— Пастухи-то эти привыкли. Простачки, знаете ли, — им только скажи, они и рады стараться. Они его и сами поймают и представят мне завтра утром, а мне чего ж беспокоиться.

— Ну конечно, сами поймают, а нам беспокоиться нечего.

— Что верно, то верно. Мне-то ведь еще до Кэстербриджа пешком идти, хватит ногам работы. Вам тоже туда?

— Нет, к сожалению. Мне в ту сторону (он мотнул головой куда-то вправо), и тоже путь неблизкий, хватит ногам работы, пока доберусь до ночлега.

Они допили мед, оставшийся в кружке, сердечно пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны.

Преследователи меж тем достигли конца длинного гребня, похожего на кабаний хребет и господствовавшего над этой частью нагорья. Они не составили заранее никакого плана действий, а теперь, обнаружив, что зловещего представителя правосудия больше нет среди них, почувствовали, что без него и не способны составить такой план. Они начали спускаться с холма в разных направлениях, и тотчас несколько человек попало в ловушки, которые природа расставляет для тех, кто решается ночью блуждать по таким гористым местам, где преобладает известковая порода. Склон холма то и дело через каждые несколько ярдов обрывался крутыми осыпями, и, попав ногой в щебень, усеивавший эти спуски, легко было потерять точку опоры, а уж тогда человек стремглав съезжал под гору, роняя фонарь, и фонарь тоже неудержимо катился вниз, до самого подножия, и лежал там на боку, тускло светясь, пока не прогорала его роговая стенка.