Рассказы - [7]

— Como todos! — отчеканил своими челюстями-кастаньетами короткохвостый синий ара.

Я сразу и как-то даже неприятно протрезвел. «Como todos» — значит «как все». Я должен был теперь жить, как все. Это было глубоко. Давно я не слышал ничего такого умного.

Тут же, в холле, сидела теплая-претеплая компания наших соотечественников. С их стороны, как-то невнятно и туманно, с парами виски и мартини, неслось:

— Короче, вчера, типа, за шестьсот, прикинь, еврюков…

Дальше было неразборчиво.

Как говорится, почувствуйте разницу…

Через минуту компания явно пьяных англичан подошла к клетке и стала орать попугаю с отчетливо британским акцентом:

— Ола! (Оулэр!) Ола! — и предусмотрительно ржать.

Попугай некоторое время, снисходительно наклонив голову, и даже с какой-то жалостью во взгляде смотрел на этих людей-недоптиц, а потом явно иронично полузакрыл глаза и ехидным тоненьким голоском затараторил:

— Ола! Ха-ха-ха! Ола! Ха-ха-ха!…

На русский это можно перевести словами великого классика: «Над кем смеетесь? Над собою смеетесь!»

Я ушел в номер подавленный и под впечатлением увиденного написал стишок. Вот он:

Дон Хуан шаланду чалит.

Чайки маются на рифе.

Утоли мои печали,

Чудо-остров Тенерифе!

Справа — Африка с Сахарой.

Слева — Куба с Парагваем.

Утром мы болтаем с арой,

Древним попкой-попугаем.

Он тиранит в клетке пробку.

Дам ему кусочек пиццы.

«Как мне жить?» — спрошу я попку.

«Como todos», — скажет птица.

В ресторане съем баланды,

Лягу в номере на нары.

Поливая пивом гланды,

Буду думать про Канары.

Снова встречусь с океаном

Лёжа в позе эмбриона.

Помолчим мы с Дон Хуаном

На закате у затона.

А в ночи над местной сопкой

В салки носятся кометы…

Утолил печаль мне попка

С клювом, точно кастаньеты.

Утолил мои печали,

Чудо-остров Тенерифе.

Дон Хуан шаланду чалит.

Чайки маются на рифе.

Короче, на следующий день как бы вечером я улетел типа в Москву, да?..

Испытывая, йоу, прикиньте, чисто стыд за, так сказать, род человеческий. Факин шит!

Вот такая джаст тема. Сорри, если что.

Давай выяснять отношения

Хотите — верьте, хотите — нет, а история эта совершенно реальна.

Мой друг Гриша — Гришаня — хороший, умный, честный парень, похожий на близорукого доброго хомяка с чёлкой, женился чуть больше года назад. По самой что ни на есть любви. Его жена, Кристина, симпатичная, живая брюнетка, очень любит Гришу. А он — её.

Но беда в том, что еще Кристина очень-очень любит выяснять отношения. Йогуртом её клубничным не корми — дай повыяснять.

Это дело, я так думаю, любят все женщины. Но Кристина без выяснений не может обойтись и дня. Прямо, как рысь, кидается на Гришаню — и выясняет, выясняет…

Буквально каждый вечер, как только Гриша приходит с работы, Кристина поудобнее усаживается с ногами на диван напротив Гриши, закуривает и начинает… Вкусно так, смакуя каждое слово. Она вообще очень отчётливо, можно сказать, хозяйственно произносит слова: не торопится, не суетится:

— Гриша! Давай будем выяснять наши отношения! Садись. Вот сюда. Так. Очень хорошо. Очки протри. Нет, давай я тебе протру. Вот… Замечательно. А теперь, Гриша, давай будем выяснять наши отношения…

Именно не «давай выясним», а «давай будем выяснять». Это намного страшнее. Что-то вроде: «А сейчас, любимый, я буду тебя убивать, долго, вдумчиво и больно».

Гришаня делает лицо человека, который случайно проглотил комара, и мямлит:

— Ну, Христь, ну заяц, ну, чего там выяснять-то?.. Хватит уже… Всё же ясно… Христь, может, не надо, а?.. Сериалов ты, Христь, нагляделась, ток-шоу этих неандертальских вот и… Может, ну его, а?.. Христь…

— Нет, Гриша, — назидательно наклонив голову набок-вниз и, словно вышивая бисером, отчетливо артикулируя каждый звук, продолжает Кристина, — нам давно уже пора серьёзно и обстоятельно поговорить о наших отношениях. Я лично считаю, что наши отношения за последние два дня ужасно, безумно усложнились. И если немедленно не распутать этот безумный, ужасный клубок, то наши отношения могут навсегда-навсегда испортиться! Я в шоке, Гриша! Неужели ты не чувствуешь, что мы катимся к бездне… к ужасной, безумной бездне непонимания и равнодушия?!

И красивые, матово-чёрные глаза Кристины покрываются крупными слезами, как черноплодная рябина под дождём.

— Ба-а-алин, — шепчет Гришаня на глубоком вдохе, глядя сквозь лупы очков куда-то в левый нижний угол.

Но Кристина продолжает:

— Безумие и ужас наших отношений стали для меня особенно очевидны вчера, когда…

Гриша перебрасывает свой взгляд, подчёркнуто траурный благодаря очень сильным очкам, из левого нижнего угла — в правый нижний. Вверх по дуге, через хрустальную люстру над Кристининой головой, как будто из угла в угол через люстру раскинулась некая спасительная радуга.

— … а бездна, которая ждёт нас впереди, Гриша, в случае, если наши безумные отношения не будут выяснены, просто приводит меня в шок, Гриша, в ужасный и безумный шок…

Гриша поднимает глаза. Смотрит сначала на люстру, потом в правый верхний угол, затем — в левый, как будто размышляет, где бы поудобнее повеситься. Тянется к бару, наливает полстакана «Посольской». Смотрит в стакан, как Кабанова в Волгу. Потом на Кристину — как Муму на Герасима. А та, что твой Герасим: любит, но топит, — всё про своё: