Рассказы • Девяностые годы - [24]

У меня будут вестись интеллектуальные, возвышенные разговоры для тех, кто…

— А этим кто же будет заведовать? — быстро спросил я.

— Вообще-то я полагал взять это на себя, — задумчиво ответил Митчелл, — во всяком случае, на время, но, пожалуй, у доктора или у женщины с прошлым будет больше опыта в этом отношении. Я буду заменять их при нужде. Ты, конечно, не можешь судить о моих способностях в этой области, так как мне не с кем было практиковаться с тех пор, как я хожу с тобой. Ну да это не важно. Интеллектуальные разговоры будут вестись ради новичков из опустившихся. А если в отель заявятся какие-нибудь прогоревшие актеры, то они смогут, если захотят, поставить там пьесу, — это внесет некоторое оживление и поможет поднять культурный уровень погонщиков и бродяг-сезонников. У меня и сцена будет устроена, и кое-какие декорации припасены. Я сделаю все, чтобы завлечь стригальщиков в мой отель сразу после сезона стрижки и помешать им кинуться со своими деньгами в ближайший кабак или в Сидней, где их обчистят официантки.

А в последнем акте героя прикончат за подлость, а героиня выйдет замуж за злодея, в конечном счете с ним она скорее найдет свое счастье.

— Ну, а кто будет ведать фермой? — спросил я. — Ты, наверное, залучишь экспертов из сельскохозяйственного колледжа?

— Нет, — ответил Митчелл, — я найду какого-нибудь разорившегося после засухи местного фермера и поставлю его на это дело. Беда тут только в том, — добавил он в раздумье, — что если взять фермера, который всю жизнь работал, как вол, на пыльных, каменистых клочках земли в зарослях, и посадить его на землю, где полно и воды и навоза и где, бросив горсть семян в почву, остается только закурить трубку и сидеть посматривать, как они растут, то он может затосковать. Такова уж человеческая природа.

— Ну и, конечно, мне придется завести своего «чудака» — что-то вроде местной достопримечательности для оживления обстановки.

Я не возьму человека, который всю свою жизнь прожил счастливо и без забот; я раздобуду какого-нибудь старого бедолагу, которого жена пилила и пилила, пока не умерла, у которого много раз продавали имущество за долги и которого засаживали в каталажку за то, что он топил свои горести в вине, который завел было похоронное бюро, но разорился и в конце концов пристроился на место садовника, или сторожа, или еще чего-нибудь в этом роде в сумасшедшем доме. Вот кого я раздобуду себе. Такой скорей окажется юмористом и философом и поможет развеселить постояльцев «Отеля Пропащих Душ». Думаю, что пропащие души очень к нему привяжутся.

— А спиртные напитки будут подаваться в «Пропащих Душах»? — спросил я.

— Да, — ответил Митчелл. — У меня будут лучшее пиво, виски и вина. После чая каждый сможет выпить ровно столько, сколько ему нужно, чтобы почувствовать себя довольным и счастливым и ничуть не хуже, не глупее, ничуть не менее чистым и честным, чем любой другой, — но не больше. А если забежит к нам какой-нибудь бедняга в белой горячке, спасаясь в паническом ужасе от преследующих его драконов, зеленоглазых гадин и красноносых чудищ, — мы приютим его, дадим ему успокоительные капли, полечим его, будем ухаживать за ним, прочистим его слабительным, будем давать ему маленькими дозами хорошее виски и, самое главное, посочувствуем ему. Мы скажем, что сами много раз бывали в еще худшем виде. Мы не будем долбить, что он слабовольный эгоист, не будем жалеть о его загубленной жизни. Мы постараемся представить его гораздо лучше, чем он есть на самом деле. В большинстве случаев именно раскаяние толкает людей в лапы к черту — особенно в зарослях. Когда человек твердо считает себя безнадежным, то для него и не остается никакой надежды. Но как только он начинает в этом сомневаться, так появляется шанс на спасение. Надо заставить его поверить, что с другими бывает еще хуже. Мы не будем читать ему проповедей о грехе распущенности, нет, но мы попытаемся доказать ему, как глупо пускать на ветер свою жизнь. Видит бог, я-то это знаю.

А главное, мы попытаемся выбить у него из головы проклятое, укоренившееся мнение, что человеку трудно переделаться, — что ему приходится вести беспощадную борьбу с самим собой, чтобы не пить. Жаль, что пьяницы не могут поверить, какое это нетрудное дело. Мы прямо поставим перед ним вопрос — стоят ли несколько часов удовольствия тех многих дней мучений, которыми он за них расплачивается.

— А как только вы поставите его на ноги, — сказал я, — он, скорее всего, тут же отправится кратчайшим путем в ближайший кабак и опять загуляет вовсю и через неделю вернется в «Пропащие Души» в еще худшем виде, чем прошлый раз. Тогда что вы будете делать?

— Мы опять приютим его и опять подправим немножко. И в третий раз сделаем то же, и в четвертый, если надо. Я считаю, что когда берешься за что-нибудь, то надо доводить дело до конца. А если он не вернется после очередной пьянки, мы сами пойдем искать его в зарослях, принесем в дом, и дадим ему возможность умереть в постели, и, насколько возможно, облегчим ему смерть. Я один раз видел, как человек умирал прямо на земле, а другой раз я нашел мертвого в зарослях. Мы похороним его под эвкалиптом и сделаем надпись «Священна память о Человеке, который умер (У. Г. Душу его)». Я устрою уютненькое маленькое кладбище с эвкалиптами вместо памятников, и, помяни мое слово, там будут достойные внимания надгробные надписи.