Рассказы - [6]

Четырнадцать, прошептал мальчик и зажмурился.

Молодой вдруг выпрямился.

Ха!..

Пожилой покопался в корзине, вытащил кусок печеного мяса, откусил, пожевал, потом швырнул его за спину. Посмотрев на женщину, мотнул головой в сторону будки.

Туда ступайте!

Женщина было заколебалась, потом нахмурилась и бросила взгляд на сына.

Его не трожьте!

Сколько ему, еще раз спросил молодой.

Женщина пристально посмотрела на него.

Тебе самому-то сколько?

Будка стояла в середине поляны. Мальчик остался сидеть на плоском горячем камне. Те втроем ушли. Первой - женщина, потом - парень, последним - старик. Однако старик вышел раньше. Мальчик, лежа, как ящерица, на камне, ловил звуки, доносящиеся из будки. Там хрипели, скулили, тяжело дышали - можно было подумать, что в будке убивают кого-то. Пожилой вернулся, застегивая штаны. Со лба его градом лил пот, он изумленно качал головой и усмехался мальчику. Ух ты, мать твою...

Потом, в распахнутой рубашке, вышел и молодой; за ним показалась женщина. Грудь у парня была голой и белой; белой, как известь. Он даже не вспотел. Женщина прятала в пакет бумаги.

Можно идти, спросила она.

Парень кивнул, глядя на мальчика. Тот встал перед ним.

Ты девчонку тут знаешь? Белобрысую, с косой?

Руку вынь из кармана, сказал, ухмыляясь, парень.

За поляной тропа неожиданно пошла вниз; земля оживала на глазах. Все больше вокруг становилось зелени; меж камнями, вырываясь из-под земли, журчали, играя друг с другом в прятки, шустрые ручейки. Потом, за плавным поворотом, перед ними открылось сверкающее плоскогорье - сплошная громадная стройка. С запада небосвод заволакивали тучи. Женщина наконец отпустила руку мальчика; они смотрели на небо. Несколько минут они стояли молча; мальчик видел, что у матери катятся по щекам слезы. Потом тропа ненадолго стала опять такой узкой, что идти по ней можно было лишь чуть ли не боком. Скальная стена, если дотронуться до нее, обжигала; коварные выступы оставляли ссадины на спине и руках мальчика. Женщина, хотя была крупнее и толще, да еще несла корзину, продвигалась вперед проворнее.

Внизу, там, где начинался бескрайний барачный город, они встретили группу людей в рабочей одежде. Их было примерно полдюжины, и они говорили о каком-то несчастном случае. Один, заметив женщину, отделился от остальных, влез на кучу песка и, помахав рукой, крикнул.

В двести двадцатый он перебрался. Ступайте налево, прямо, потом налево и опять прямо.

Но сведения оказались неверными: выяснилось, им нужен номер двести десятый. Барак был небольшой, человек на двадцать от силы. Привилегированный барак, для ветеранов. Мужчина лежал на нижних нарах на соломенном тюфяке и спал. Во сне он громко храпел; иногда у него вздрагивали плечи. Он тоже был в рабочей блузе. В глубине кто-то пиликал на губной гармошке; еще кто-то молился. На дальних нарах играли в карты. Женщина села на край тюфяка, поставила корзину у левой ноги. Мальчик остался стоять, всматриваясь в полутьму; он поискал глазами того, кто играл на гармошке, но не нашел. Зато силуэт того, кто молился, ему показался чем-то знакомым.

Мужчина внезапно проснулся и сел. Глаза его со сна были налиты кровью. Он непонимающе моргал, озираясь. Волосы его были всклокочены, подбородок щетинист и грязен.

Привет, сказала женщина, кладя руку ему на колено.

Я тебя уже ждал, ответил мужчина; потом посмотрел на мальчика.

Как вырос-то! Сколько ему?

Четырнадцать, ответил мальчик.

Женщина засмеялась и погладила мужчину по щеке.

Четырнадцать, повторила она и опять засмеялась.

Мужчина тоже улыбнулся, потом наклонился к жене, понюхал ее рот, шею и нахмурился.

Двое их было?

Она кивнула.

Мог бы и встретить.

Мужчина пожал плечами.

Конечно мог бы... Есть хочется.

Женщина потянулась за корзиной. Они поели. Мальчик тоже ел; ему вдруг захотелось бросить мясо за спину. Он посмотрел на мужчину; лицо у того лоснилось от жира.

Ты девчонку тут не знаешь? Белобрысая такая, с косой.

Мужчина помотал головой, потом обернулся к женщине.

Он что, всегда такой лысый?

Всегда, ответила женщина и закончила еду, вытирая рот. Губная гармошка смолкла, игроки тоже убрали карты, лишь монотонное бормотание молящегося все еще металось в сумрачном пространстве между дощатыми стенами. Из полутьмы появился низенький лысый человек, кивнул им. На шее у него болталась на толстом шнурке губная гармошка. Опустив плечи, он встал в проеме открытой двери, глядя, как густеют сумерки. Тени вытягивались, росли, неуклонные, как привычка. Все кругом стихло, словно страшась близкой ночи; но это было всего лишь ползучее усталое безразличие, которое охватило не только людей, но и растения: несколько тощих, плохо подстриженных акаций, цветы на затоптанных клумбах между рядами бараков, пучки травы и желтого папоротника под стенами будок; медленным, сонным и равнодушным стал и воздух внутри. Мир был таков, словно кто-то его потерял. Молиться тоже перестали.

Посередине барака стоял маленький стол, женщина отнесла туда корзину, выложила остатки съестного, кивнула кому-то, затем вернулась с набитой чем-то авоськой. Мужчина смотрел на мальчика; потом перевел взгляд на женщину и на авоську. Женщина выложила содержимое на тюфяк. Женская одежда, нижнее белье, теплые вещи, полотенце, брусок желтого стирального мыла. Какой-то порошок в мешочке. Лекарства. Несколько пожелтевших фотографий, документы в полиэтиленовом пакете.