Рассказы - [18]

— Как это? — изумленно спрашиваю я.

— С Сашкой мы учились в одном классе. Я недавно встретила его и пригласила на день рождения. Попросила, чтобы он привел с собой кого-нибудь…

— Зачем?!

— Затем, что я хотела хоть раз в жизни отметить свой день рождения в компании своих ровесников, а не с кучей взрослых родственников… — она всё так же тихо говорит, и это страшнее. Было бы проще, если бы она кричала, сорвалась в истерике, но она не кричит, а рассказывает спокойно, без нервов, словно описывает какую-нибудь картину. Равнодушно, я даже сказал бы, механически.

— … Мама тоже постаралась. Обежала всех своих подруг, попросила, чтобы пришли их дети…

— У тебя что, нет друзей?

— Нет. — спокойно отвечает Инга. — Я думала, что сегодня… а, пустое… Я просто не ожидала, что будет так. Я никогда ни с кем не дружила и близко не общалась… Знаешь, я даже переспала первый раз с парнем, которого вызвала с фирмы. Он был так удивлен, когда обнаружил, что я девственница. Удивлен и напуган… Дай сигарету.

Я протягиваю пачку, щелкаю зажигалкой и смотрю, как она курит.

Опять молчим; мне кажется, что так мы сможем простоять вечность — она, глядя на вечернюю улицу, и я, глядя на нее.

— Хозяйка, как у тебя с кофе? — в кухонных дверях стоит Миша. Без майки, с расстегнутой ширинкой он производит впечатление полубомжа. На плече у него следы помады, зрачки сужены, волосы растрепаны… урод, да и только.

— Они даже не помнят, как меня зовут… — тихо, но чтобы я услышал, говорит Инга, не поворачиваясь. Мише она ничего не отвечает.

— Нацвай завари. — советую я Мише.

— Чего?

— Нацвай.

— Это что? — Миша недоуменно морщит лоб, видимо, слово для него знакомое, но он его не помнит.

— Армянский кофе. — отвечаю я. Хочу развить мысль дальше, но меня перебивают крики, доносящиеся из глубины квартиры. К ним примешивается звон разбитого стекла и Инга резко поворачивается, отталкивает меня с Мишей и бежит туда.

Я иду за ней, но Миша хватает меня за рукав:

— Слышь, а где этот нацвай стоит?

— У Инги спроси. — бросаю я и выдергиваю руку.

В зале была драка. Впрочем, дракой это нельзя было назвать — Вова врезал пару раз Косте, тот упал на стол и снес на пол немного посуды. Инга собирает осколки, Костя в углу тихо всхлипывает, остальные наблюдают за ними. Толстяк интересуется, что произошло.

— Ублюдок предложил трахнуть меня за дозу кокса. — брезгливо отвечает Вова. — Я его сейчас еще раз выстегну. У, козел!

Костя сжимается в комок, но толстяк останавливает шагнувшего было к нему Вована.

— Погоди. Слышь, гомик, у тебя что, кокаин есть?

Костя отрицательно мотает головой. Толстяк перешагивает через осколки, присаживается рядом и говорит:

— Ты меня не обманывай. Обманывать нехорошо. Знаешь, быть гомиком — это не самое плохое. Хуже, когда ты не просто гомик, а пидор. Улавливаешь разницу?

Костя слегка кивает головой.

— Вот и хорошо. У тебя кокс есть?

— …

— Ты не бубни, отвечай нормально. — толстяк повышает голос.

— Чуть-чуть осталось. На понюшку.

— Давай мне.

Костя секунду молчит, затем поднимает голову и неожиданно твердо отвечает:

— Не отдам.

Толстяк хватает его за волосы — Костя пытается сдернуть руку и толстяк бьет его по лицу. Костя вскрикивает.

— Хватит! Саша, остановись!

Инга срывается. Она подскакивает к Сашке и тоже хватает его за руку.

— Отпусти его!

Толстяк отпускает руку и внимательно смотрит Инге в глаза.

— У него кокаин.

— Ну и что?

— Мы хотим этот кокаин. И если он сейчас не отдаст его, я этого пидора изуродую, как бог черепаху.

— Не трогай его. — Инга уже не кричит, она просит и я понимаю, что она боится толстяка.

— Пусть отдаст порошок и его никто не тронет…

Костя вскакивает, толкает Саню и выбегает из зала…

Пытается выбежать. Я с разворота бью его кулаком в лицо и он опять падает на стол.

— Убью! — ревет толстяк, опять хватая Костю за волосы. — Кокаин, сука!

Он в ярости и никто не пытается ему помешать.

Впрочем, кроме Инги ни у кого такого желания нет.

— Кокаин! — кричит Вова.

— Кокаин! — мы с Мишей в один голос.

— Кокаин!..

— КОКАИН!!!..

— Отдай им кокаин. — это Инга. В ее голосе отчаяние — мне кажется, ей жалко не Костю, а разбитую посуду.

И Костя подчиняется. Он вытирает кровь, текущую из разбитой губы и достает пакетик.

Уже через полминуты первые счастливчики закидываются белым порошком и удовлетворенно располагаются по всему залу. Среди них и я — хорошо получившийся удар добавил мне немало авторитета. Я сажусь в тот самый угол, где недавно сидел Костя, и наблюдаю, как Инга собирает осколки тарелки. Меня разбирает смех, мне хорошо…

Инга поднимает на меня взгляд и тихо спрашивает:

— Зачем ты это сделал?

Я понимаю, что она имеет ввиду и отвечаю вопросом на вопрос:

— Ты хочешь, чтобы вечеринка получилась? Хочешь?

— Я ничего уже не хочу. — устало произносит Инга. В глазах у нее слезы…

Да нет, какие слезы? Это у меня такой приход. Как там, в песне: …мне хочется плакать, мне хочется смеяться, мне хочется прыгать, валяться и брыкаться…

— Инга! — зову я девушку.

— Что?

Я смеюсь.

— …Чтобы были друзья, или хотя бы один… — пою я ей в лицо.

Инга молча поднимается и уходит.

Я хохочу.

— …Но я работаю как вол, в моей тележке КОКАИН!