Рассказы - [16]

Он был еще красив спустя двенадцать лет, он был все тем же Стюартом. Он заметил ее тогда, когда мужчины не обращали на нее внимания, заставил чувствовать себя привлекательной, чувствовать себя живой, словно поделился с ней своей энергией, силой, своим шармом и уверенностью в себе. И в то же время в тот момент, когда он обернулся к ней, первокурснице, склонившейся над сочинением, он показался ей мальчишкой, показался уязвимым. «Слушай, — сказал он тогда, — я в этом мало смыслю. Ты не можешь мне помочь?»

Это было ужасно давно, но тот Стюарт еще был с ней; иногда она видела эту уязвимость сквозь холодную броню отчуждения и целеустремленности, которой он окружил себя после несчастья. Она предлагала усыновление — и вдруг увидела этот призрак неуверенности и страха. Муж стиснул зубы, заговорил жестким голосом. Казалось, он считал себя виновным в смерти их нерожденного ребенка.

Она немного опустила стекло и выдохнула дым в пронизанную дождем темноту. Стюарт демонстративно кашлянул.

— Прекрати, Стюарт, — сказала она.

Он поморщился. Включил радио и одной рукой принялся настраивать. К этому времени почти все радиостанции прекратили вести передачи, так же как и телеканалы. Никто толком не знал почему.

Мелисса полагала, что это произошло из-за массовой истерии. Правительство закрыло радио и телевидение, чтобы предотвратить панику. За последние две недели выпуски новостей становились все более пугающими, часто зловещими: наводнения невиданной силы в долинах рек Миссисипи и Огайо и почти во всех штатах, банды мародеров на затопленных улицах, языческие секты, приносившие человеческие жертвы с целью умилостивить разгневанных богов дождя, леса гигантских поганок, занимавшие множество квадратных километров на опустевших западных территориях. Во многих местах деньги превратились в бесполезные бумажки. В качестве валюты использовались консервы, бензин, сигареты.

На тридцать шестой день сам Стюарт начал запасать бензин и продукты длительного хранения, запихивая все это в багажник джипа. Он хотел купить ружье, но Мелисса была против; пусть все остальные превращаются в дикарей, сказала она, но она не станет в этом участвовать. По вечерам они молча сидели в гостиной, слушая, как дождь стучит по крыше. Они смотрели по телевизору новости, а потом — на сорок первый день, когда по всем каналам звучали комментарии о том, что они превзошли Ноя, — телевизор замолчал, и вместо изображения на экране мерцала лишь пустая серая завеса. Телефон компании, занимавшейся кабельным телевидением, не отвечал; по радио сообщали, что телепередачи прекратились одновременно по всей стране; а потом, в течение нескольких следующих дней, одна за другой начали умолкать радиостанции. Они просто исчезали, без предупреждения, без объяснений; из приемника доносился лишь шорох помех.

Стюарт отказывался признать это; каждый час он включал радио и шарил по всем частотам. Помехи, снова помехи, время от времени какое-то безумное бормотание (но кого можно было назвать безумцем сейчас, подумала Мелисса, когда весь мир лишился рассудка?), опять помехи. Но помехи тоже о чем-то говорили.

«Дороги размывает, — сообщали они, — мосты разрушаются. Мир, знакомый нам всем, изменяется навсегда».

И теперь, пока они ехали, Стюарт снова принялся шарить по эфиру, сначала по FM-, потом по АМ-станциям. И наконец шорох и треск сменились голосом — спокойным, разумным голосом образованной женщины, эхо которого разносилось по студии, находившейся где-то далеко-далеко.

Они замерли, прислушиваясь.

— Это конец, — произнесла женщина.

Затем послышался голос ошеломленного ведущего:

— В каком смысле конец? Что вы хотите сказать?

— Конец всего мира, цивилизации, созданной человеком за последние две тысячи лет, со времен Гомера и древних греков, со времен…

— Ну ради бога, — произнес Стюарт, протянув руку к приемнику.

Мелисса остановила его, подумав: что угодно, даже безумие, лучше этой стены молчания, которая выросла между ними за последние годы и которая сейчас, в машине, угнетала ее сильнее, чем когда-либо.

— Пожалуйста, — попросила она, и Стюарт, вздохнув, уступил.

— …апокалипсис, — говорил мужчина. — Мир будет полностью уничтожен, вы это хотите сказать?

— Вовсе нет. Не уничтожен. Создан заново, перестроен, обновлен — называйте это как хотите.

— Как в истории с Ноем? Бог недоволен тем, что мы с собой сделали?

— Не тем, что мы сделали, — поправила его женщина. — Тем, что вы сделали.

Последовала продолжительная пауза, и Мелисса уже подумала, что сигнал пропал, но затем мужчина заговорил снова. Она поняла, что он размышлял над странными словами женщины и, не разгадав эту загадку, решил не обращать на нее внимания. Он продолжал:

— Однако вы говорите, что Бог на небе наблюдает за нами. И что Он разгневан.

— Нет-нет, — возразила женщина. — Она разгневана.

— Боже! — воскликнул Стюарт и, не дожидаясь возражений, нажал кнопку поиска.

Снова зашуршали помехи, а потом приемник поймал еще один канал. Машину наполнила мелодия «Криденс» — «Кто остановит дождь?». Эта шутка устарела уже три недели назад. Он выключил радио.

С самого начала он занял такую позицию — отказался признать реальность их положения. Он продолжал заниматься своим делом, возиться с документами и свидетельскими показаниями, несмотря на то что суды практически прекратили работать. Как будто он верил, что может вернуть тот мир, что существовал до потопа, просто игнорируя дождь. Но вчера — на сорок восьмой день — напряжение наконец-то взяло свое. Мелисса увидела в глазах мужа страх.