Рассказы - [5]

Если не было сильного ветра, он брал с собой только палку с острым наконечником.

Если на выходе порыв ветра швырял его спиной об стену, приходилось надевать пояс, шнур от которого вел к блоку. Если бы где-то в переулках ветер все же сбил его с ног, то, нажав кнопку на поясе, можно было вернуться к посту — пусть волоком по земле, но все же вернуться.

Ветер был не всегда — три, четыре дня в неделю. В эти дни Смотритель ограничивался краткими вылазками — электростанция, запасной пост управления, вентиляционный блок, блок подачи питания. В спокойную погоду Смотритель, как требовала инструкция, обходил весь город — короткими перебежками от одной точки до другой.

В городе было тихо — если не считать завывания ветра и барабанной дроби ледяной крошки. Но к этим звукам Смотритель давно привык.

Стою у двери наружу, медлю, как всегда, несколько секунд, выходить не хочется — выходить надо. Решительно жму на кнопку замка, шаг — и я уже на улице, и в лицо вгрызается холод, чувствую его даже через маску.

Врач сказал — следить за сердцем. Вроде бы все в пределах нормы, сказал врач, но надо следить, надо верно распределять нагрузки, не задерживаться снаружи дольше, чем требует инструкция, при первых признаках недомогания возвращаться назад.

Врач сказал — холодный воздух, перепад температур, нервное напряжение. Глупости.

Мне хорошо здесь в одиночестве, и ежедневные прогулки не так тяжелы, как я думал.

Раннее утро. Впереди — огромное мутное зарево рассвета, еле видимое сквозь снежную пелену.

Иду по обычному маршруту, обхожу нужные точки, возвращаюсь назад. Надо будет побродить по сети. В базе данных у Смотрителей — много полезного. Поищу компромат на старшего правоохранителя своего участка, выйдет из анабиоза, попробует придраться ко мне еще раз — найдется, чем ему ответить.

Вспоминаю Аллэ. Она любит, чтобы везде было ее место, ее пространство, даже в вагоне канатки выбирает определенное сиденье и очень обижается, когда его занимает кто-то другой. Теперь она лежит в центре огромного зала, среди тысяч таких же спящих тел, зажатая между стенок капсулы, и жизнь ее зависит от четкой работы автоматических систем — и от меня она зависит тоже. Усмехаюсь — она ненавидит зависимость.

Вот и входная дверь. Набираю код доступа, вхожу, дыхание оседает на металлической обшивке каплями влаги. Говорят, одиночество — страшная вещь, но я не чувствую одиночества — я радуюсь уединению.

Возвращаясь к себе, он проводил в шлюзе положенное время, потом отправлялся в теплую раздевалку, где медленно стягивал с себя громоздкую одежду — это были самые радостные минуты дня. Пусть во всех рабочих помещениях поста было всего лишь +10, по сравнению с -90 снаружи это было раем. Смотритель шел на кухню, щелкал по кнопке кофеварки, делал себе литр кофе сразу, засыпал туда грамм сто сахара, щедро сдабривал напиток коньяком и отправлялся в кабинет, прихватив из спальни недочитанную накануне книгу.

Сидя перед пультом и прихлебывая горячий кофе, он неторопливо читал, потом ставил какую-нибудь музыку и слушал, продолжая читать, потом загружал в компьютер игру, потом рисовал что-нибудь, но редко сохранял рисунки: рисовать он не умел, хотя граф-планшет был хорошим развлечением. Проголодавшись, опять шел на кухню, загружал программу в синтезатор и стоял возле него, все еще читая, дожидался сигнала готовности, доставал поднос с едой, усаживался за столик и с удовольствием ел. Не переставая читать.

Если что-нибудь случалось, автоматика немедленно сообщала об этом на весь пост нестерпимым для слуха визгом. Визг продолжался, пока Смотритель не нажимал кнопку подтверждения получения сообщения. Обычно автоматика сама справлялась с мелкими поломками, но нажимать кнопку было обязательно: Смотритель должен был быть в курсе. Несколько раз ЧП случались посреди ночи, и тогда Смотритель мчался к пульту из спальни, приплясывая на холодном полу, прочитывал строки, тыкал в кнопку, чертыхался и отправлялся обратно, в спасительное тепло одеял.

Когда в шестнадцать лет — после выходных тестов — он узнал, что входит в группу потенциальных смотрителей, он не сильно удивился. Он всегда знал, что может провести один какое-то время. Даже три долгих зимних месяца. Он не особенно нуждался в обществе. Хватало книг и компьютера. Смотритель попросту не умел скучать.

Думаю. Ощущаю. Понимаю. Учусь жить без моего, с другим. Он теперь — мой? Если да, то отчего не прикасается, отчего не бывает близко?

С моим утрачена всякая связь, оборваны даже малые побеги. Мой сделал это сам.

Зачем? Почему? Ему было плохо со мной?

От другого не идет плохой волны, но не идет и хорошего. Пусто. Пытаюсь дотянуться до другого, нет, нельзя, не надо. Пока подожду. Он еще не готов.

С тех пор прошло десять лет, и в этом году жребий выпал на него. Теперь ему, Айвену Росу, «26 стандартных, гражданин города Айсвэй, третье поколение, специальность — теплотехник, холост», предстояло три месяца провести в качестве Смотрителя города. Три месяца, в течение которых прочие граждане города отправлялись в подвальные капсулы анабиоза, пережидать зиму в спячке без сновидений.