Рассказы - [13]

Погруженные в нищету, они напоминают лежащие на дне бочки жизни соленья, придавленные гнетом засоленные баклажаны; из кожаных мешков, в которые заключена их плоть, вытекли мечты, души, заветные желания. Лишенные хозяина, они плавают в воздухе, подобно густому туману. Вот кого следовало закутать в свитер, так несомненно их. Нищета, не позволяющая купить свитер, доводила людей до такой нищеты, что они лишались плоти, которую необходимо было облечь в свитер.

Люди нищают от нищеты.

Была ли какая-то причина такой нелепой нищеты? Что ты собой представляешь? Откуда ты пришел?

Люди, принадлежащие к классу, который носит совсем не теплые, с цветочным рисунком заграничные свитеры машинной вязки из тонкой шерсти, размышляли. Все-таки свитеров стало многовато. Может быть, развязать войну и продать их куда-нибудь за границу?

Ноги солнца согнулись в коленках, тени стали длинными и бледными — наступила зима. Испарившиеся мечты, души, заветные желания, превратившись в мрачные тучи, изо дня в день не пропускали лучей солнца, и поэтому наступившая зима была очень холодной.

Листья с деревьев облетели, птицы сменили оперение, воздух стал скользким, как стекло. Люди ссутулились, носы их покраснели, слова и кашель превращались в белую изморозь, и, случалось, приняв ее за табачный дым, учителя били плеткой учеников, а мастера — рабочих. Бедные люди боялись наступления ночи, печалились, когда наступало утро. Мужчины, носившие свитеры заграничного производства, увлекались охотничьими ружьями, женщины, носившие свитеры заграничного производства, по тридцать раз на дню вертелись перед зеркалом, наряжаясь в дорогие меха. Лыжники растапливали воск, конькобежцы смазывали маслом точильный брусок. Улетела последняя ласточка, первый продавец угля потирал руки на углу.

В добавление к законам метеорологии все это охладило изнутри и снаружи облака, заключившие в себя мечты, души, заветные желания, — заледенев, они кристаллизовались. Однажды, превратившись в снег, они стали падать на землю.

Внимательно присмотревшись, можно было обнаружить, что снег падал, наполнив все пространство так плотно, что даже казалось, будто само пространство течет в поднебесье. Снег поглощал все звуки жизни города. В наступившей мертвой тишине слышалось лишь доносившееся в ночи шуршание сталкивающихся снежинок. Этот звук напоминал звон крохотного, с горошину, колокольчика в огромной комнате со звукопоглощающим устройством. Снег, образовавшийся оттого, что кристаллизовались мечты, души, заветные желания, отличался, естественно, от обычного снега. Кристаллизация была поразительно всеобъемлющей, сложной и прекрасной. Одни снежинки были холодно-белые, как отшлифованный изысканнейший фарфор, другие — тускло-белые, подобно тончайшему срезу слонового бивня, сделанному микротомом, третьи — обворожительно-белые, напоминающие тоненькие осколки белого коралла. Некоторые выглядели соединенными вместе тридцатью мечами, некоторые — нагромождением семи видов планктона, иные — кристаллами самого прекрасного обыкновенного снега, увосьмеренными, будто на них смотрели в калейдоскоп.

Снег был холоднее сжиженного воздуха — бывало, наблюдали, как упавшая в него снежинка плавилась, испустив дымок. Снег был необыкновенно твердым. Если бы он кристаллизовался в виде лезвия, им, несомненно, можно было бы бриться.

Когда по снегу ехала машина, он не только не таял, а наоборот, следуя принципу повторного смерзания, с резким визгом резал покрышки. Почти все сущее, что можно было назвать сущим, до того как пыталось разбить эти кристаллы, само резалось на мелкие кусочки, до того как пыталось растопить эти кристаллы, само превращалось в лед.

Какой пример следует привести, чтобы рассказать об этом холоде? О снеге, падавшем на разгоряченные лица следующих Верлену влюбленных в обледенелом парке, прижавшихся друг к другу щеками? Двое застыли в неподвижности, подобно раскрашенным фигурам Дали. Или о снежинке, упавшей на лоб издающего предсмертные стоны больного, мечущегося в страшном жару? Этот больной, находясь между жизнью и смертью, не отправился ни в ту, ни в другую сторону. А может быть, о снежинке, упавшей сквозь пролом в стене на едва горевшую керосиновую печурку нищего? Пламя застыло в неподвижности, будто сделанное из стекла.

Изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год… непрерывно падал и падал снег, будто это был конвейер фордовского завода. Падал беспрерывно, глухо, словно кто-то щелкал по листу олова.

На ветви росших вдоль улицы деревьев.

На почтовые ящики.

На опустевшие гнезда ласточек.

На крыши.

На дороги.

На водосточные канавы.

На крыши люков.

На речушки.

На стальные мосты.

На входы в туннели.

На поля.

На курятники.

На лачуги угольщиков.

И еще на ломбарды, в которых хранились свитеры.

На выпавший снег валил и валил новый, улицы были покрыты образующим мягкие линии снегом; через несколько дней, а может быть, и через несколько часов снегопада весь город замер в неподвижности, будто неожиданно заели зубчатые колесики кинопроектора. Из пространства Минковского[4] исчезла ось времени, и двигалось лишь противящееся снегу пространство в виде ровной доски.