Рассказы - 1 - [9]

Иногда онъ казался молодымъ, иногда, напротивъ, лицо его становилось вдругъ старческимъ. Люди его племени не имли опредленнаго возраста. Меланхолическимъ голосомъ изгнанника вспоминалъ онъ о своей далекой солнечной родин, о великой священной рк, объ индусскихъ двушкахъ, увнчанныхъ цвтами, со стройными и упругими тлами, съ бронзовыми животами, точно принадлежавшими статуямъ, виднвшимися между украшенной драгоцнными каменьями кофточкой и полотняной юбкой. Если ему удастся сколотить столько, сколько нужно для перезда домой, онъ непремнно женится на одной изъ этихъ двушекъ, съ широко раскрытыми глазами и благоухающимъ, какъ розы, дыханіемъ, едва вышедшей изъ дтства. А пока что онъ живетъ, какъ аскетъ-факиръ среди обитателей запада, людей нечистыхъ. Онъ не прочь съ ними длать дло, но избгаетъ ихъ прикосновенія. О! Лишь бы вернуться туда! Лишь бы не умереть вдали отъ священной рки!

И высказывая свои желанія любопытному испанцу, распрашивавшему его о далекихъ странахъ солнца и чудесъ, индусъ кашлялъ, кашлялъ со скорбнымъ выраженіемъ, и лицо его становилось темне, словно кровь, которая текла подъ его бронзовой кожей, была зеленаго цвта.

Иногда, точно просыпаясь отъ сна, Агирре спрашивалъ себя, что онъ собственно длаетъ въ Гибралтар. Съ тхъ поръ, какъ онъ пріхалъ сюда съ намреньемъ отплыть, черезъ проливъ прохало уже три большихъ парохода, державшіе курсъ къ заокеанскимъ странамъ. A онъ пропустилъ ихъ, длая видъ, что не знаетъ, куда они дутъ, все снова и снова наводя справки объ условіяхъ путешествія, и писалъ въ Мадридъ могущественному дяд письма, въ которыхъ говорилъ о какихъ-то неопредленныхъ болзняхъ, заставляющихъ его въ данный моментъ отсрочить свой отъздъ. Почему? Почему?

II

Вставъ на слдующій день посл своего прізда въ Гибралтаръ съ постели, Агирре посмотрлъ сквозь ставни своей комнаты съ любопытствомъ чужестранца.

Небо было облачно, настоящее октябрьское небо. И однако стояла пріятная, теплая погода, изобличавшая близость береговъ Африки.

На балкон одного изъ ближайшихъ домовъ онъ увидлъ странное сооруженіе, большую бесдку изъ положенныхъ крестъ на крестъ камышей, украшенную зелеными втками. Между занавсками пестрыхъ кричащихъ цвтовъ онъ увидлъ внутри хрупкаго сооруженія длинный столъ, стулья и старинной формы лампу, висвшую съ потолка. Что за странный народъ, который имя квартиру живетъ на крыш!

Слуга изъ отеля, убиравшій его комнату, отвтилъ на его разспросы. Гибралтарскіе евреи празднуютъ какъ разъ праздникъ Кущей, одинъ изъ самыхъ большихъ праздниковъ въ году, установленный въ память продолжительныхъ скитаній израильскаго народа по пустын. Чтобы не забыть о скорби и страданіяхъ этого перехода, евреи должны были сть на вольномъ воздух, въ хижин, напоминавшей палатки и шалаши ихъ отдаленныхъ предковъ. Наиболе фанатичные, наиболе приверженные къ старымъ обычаямъ, дятъ, стоя, съ палкой въ рук, словно посл послдняго куска должны снова отправиться въ путь. Еврейскіе коммерсанты, живущіе на главной улиц, устраиваютъ свою хижину на балкон, евреи изъ бдныхъ кварталовъ — на патіо или во двор, откуда могли видть кусокъ чистаго неба. Т, кто по отчаянной бдности ютились въ конурахъ, приглашались сть въ хижины боле счастливыхъ съ тмъ братскимъ чувствомъ, которое крпкими узами солидарности связываетъ представителей этого народа, ненавидимаго и гонимаго врагами.

Хижина, которую видитъ Агирре, принадлежитъ сеньорамъ Абоабъ (отцу и сыну), банкирамъ-мняламъ, контора которыхъ находится на этой же Королевской улиц черезъ нсколько домовъ. И слуга произносилъ имя Абоабъ (отца и сына) съ тмъ суеврнымъ почтеніемъ и вмст съ тмъ съ той ненавистью, которую бдняку внушаетъ богатство, считаемое имъ несправедливостью.

Весь Гибралтаръ ихъ знаетъ! Знаютъ ихъ даже въ Танхер, въ Рабат и Казабланк. Разв сеньоръ ничего о нихъ не слыхалъ? Сынъ ведеть дло, но отецъ тоже находится въ контор, освящая все своимъ присутствіемъ почтеннаго патріарха, авторитетностью старости, которую еврейскія семейства считаютъ непогршимой и священной.

— Если бы вы, сударь, видли старика! — прибавилъ слуга съ болтливостью андалузца. — У него блая борода вотъ этакая, до самаго брюха, а если бы его опустить въ горячую воду, она сдлалась бы боле сальной, чмъ въ горшк, гд готовится пища. Онъ почти такой же грязный, какъ великій раввинъ, который у нихъ въ род, какъ епископъ. Но денегъ у нихъ тьма тьмущая! Золото они забираютъ цлыми пригоршнями, Фунты стерлинги — лопатами. А если бы вы видли пещеру, въ которой они торгуютъ, вы удивились бы! Настоящая кухня! И не повришь, что тамъ могутъ храниться такія богатства!

Когда посл завтрака Агирре вернулся наверхъ въ комнату за трубкой, онъ замтилъ, что хижина сеньоровъ Абоабъ была занята всей семьей. Въ глубин онъ, казалось, различалъ блую голову старика, предсдательствовавшаго за столомъ, a no об его стороны руки, опиравшіяся на столъ, юбки и брюки:- остальная часть ихъ фигуръ быяа невидима.

На террасу вышля дв молодыя женщины, которыя на минуту взглянули на любопытнаго, стоявшаго у окна отеля; а потомъ обратили свои взоры въ другую сторону, словно не замчая его присутствія. Сеньориты Абоабъ не показались Агирре красавицами. Онъ подумалъ:- красота еврейскихъ женщинъ — одно изъ тхъ многихъ ложныхъ мнній, освященныхъ привычкой и временемъ, которыя принимаются безъ всякой критики. У нихъ были большіе глаза, красивые, какъ глаза коровъ, подернутые дымкою и широко раскрытые, но ихъ портили густыя выпуклыя брови, черныя и сросшіяся, похожія на дв чернильныя черты. У нихъ были толстые носы и подъ зарождавшейся тучностью начинала исчезать юношеская стройность ихъ тлъ.