Рассказки конца века - [36]

— Идеолог, — пил он маленькими глотками, — не может быть прав или ошибаться. У него такая профессия. Он тебе не онтолог. Он может всего лишь быть, слабо или посильнее. Фукуяма или Хантингтон вообще ничего не описывают, как ничего не описывает листовка. Писал листовки-то по началу?

— С девяносто шестого, — скосил я уголки губ, — выборы-хуиборы, как сейчас. Русь спасали. От нее же самой.

— Вот, — Химик долил мне. — Дело не в том, состоится ли глобализация, а в том, по какому типу… Что будет ядром, периферией, но главное, смысловой матрицей… Третье тысячелетие по Фукуяме совсем не то, что по Хантингтону. Администрация Буша читает другие книжки, чем администрация Клинтона, и это уже заметно.

— Там читают книжки?

— Это метафора. Дело не в администрациях. И не в книжках. Империализм ведь что? Картина же, первый уровень. Сидит в Кемерово Вася и знает: американцы, блядь, империалисты. На втором уровне замечают, что противники войны в Сербии — сплошь сторонники войны в Ираке, и, наоборот. Ты знаешь. На этом уровне Вася уже хереет. Бжезинский — суть одно, Киссинжер — другое, но дело опять не в них.

Я кивал, но, кажется, чуть фальшиво… Я кивал излишне внимательно, как будто мне говорили что-то новое, просвещали (от такого человека, как Химик, вряд ли укроется моя неестественность, подумал я и залпом допил). Рука сей же миг восполнила пустоту. Я кивнул уже благодарно. Я, как помянутый Вася, уже херел, подлинно херел, мои дорогие, с обыкновенного чуда…

— В плане выражения есть демократическая партия США, но, по сути, ее кингмейкеры не нуждается в самих США как структурном ядре модели. Поскольку те же США — всего-навсего государство. Они за плавающую модуляцию, сетевой контроль, исчезновение базовых атрибутов… ну этой… блядь… как ее?

Химик улыбался, делая вид, что чего-то забыл. Я спросил о главном:

— Зося-то как?

— Плохо. Зося в опасности. Сам посмотри на трэнды… Я там единственный русский, поэтому и не стесняюсь. Плохой трэнд? Так и говорю: херня, мол, нечего дальше. Они ведь Зосю сдадут. Я чего смотрю: Мячик с Педиком заигрались… Сейчас Европу вкачают черными, и привет… Денег есть, денег море. Нефтедоллары же. Китай они проведут. В Китае ж никто не рубит, чего сейчас делается. Представь себе ось?

Я представил ось, замолчал.

— Сорос с ними, — шепнул Химик. — Но это так, ветка. Кто, блядь, Сорос такой? Просто это знак, символ. Половина биржи куплено, вот она где, собака. А Сорос — значок такой.

— У меня когда-то был значок, — сказал я. — Пионерский. Извините за откровенность.

Химик все понял правильно и долил. Я же ничего не понял, и мне захотелось выглядеть умным. Я забыл: самое неумное желание на свете — выглядеть умным (самое слабое желание, соответственно — выглядеть сильным, самое подлое — казаться хорошим, и т. п.).

— Я читал, что импликацией Большого Модерна было христианство, а экспликацией — коммунизм. То есть там нет иных экспликаций. Они понимают Модерн как…

— Обсудишь это с богом, — сказал Химик. — Я не занимаюсь философией. Я не специалист.

В голосе звучало презрение ко всему, в чем он не был специалистом. Однако это было тонкое чувство, что-то европейско-воздушное, нормальный человек его бы не уловил. Химик щелкнул пальцами:

— Кстати! Что же вы Ваньку-то Пугачева? Нет, само по себе понятно. Но могли же просто убить.

— Работа наше все. Ее либо делают хорошо, либо не делают вовсе, — я вздохнул. — Меньше всего оно походило на политическое убийство. Слова-то какие смешные. Политическое еще. Я ребятам так и сказал. А сам ничего не видел, мало ли, нервы же. Каждый день, что ли, друзей подводишь? Подставляешь даже. Под нож, опять-таки.

— Это теперь называется подставлять?

— Ну, такие нынче сезоны, — сказал я. — Времена. С позволения сказать, нравы. Главное же работа, остальное приложится. И главное, что не зря все.

— Ы, — сказал Химик (я сразу заметил его привязанность к этой букве).

— Мне было очень жаль Ваню. Один из немногих, кто мог меня понимать. Были вещи, которые катили с ним, только с ним. Теперь, простите, и не с кем. Саморазвитие почти хлопнулось. И откат, как известно, нечто условное… Друг — жутко нужно, я понял. Жутко функционально. Он, в принципе, дороже, чем, скажем, сто тысяч долларов. Ну, по нормальным меркам, не по быдловским.

— У тебя больше, — сказал Химик. — В порядки, блядь.

— Я почти равнодушен к деньгам. Ну так, чтоб были. Это же, как известно, превращенная форма. Или я что-то путаю?

— Ну да, — Химик замолчал, секунд на пять — шесть. — Путаешь. Плохо читал. А не хочешь ли поработать на континенте? В группе, хочу сказать? Взять себе для начала страну…

Мне стало так приятно, что все не зря, и… прерываю себя, ибо желание сказать лишнего, мои дорогие, накатило девятым валом.

Градусы

Мы забились. Химик, почти не пивший, сказал — дела. У меня тоже были дела, текучка, надо же появиться. Семинары там. Сказать умное. С половины поллитра обычно говорю умное, знаю такую особенность, храню, пользуюсь.

Потом мы все улетели в свои пределы. «Пределы, пределы, пределы», — вздыхал один персонаж. Очень, как известно, литературный.

Что дальше? Меня зовут Саша, миром правит Зося, чего тебе еще? Пока Зося, а дальше оно начнется, увидите. На улице временами снег, ветер западный, пять — десять метров в секунду, температура ночью тринадцать — пятнадцать, днем шесть — восемь мороза, гололед. Прохладно даже для нас.