Однажды, я помню, профессор на минуту вышел на террасу, а она подсела ко мне с поцелуями, я испугался и даже отстранился, а она нарочно обнимала меня, забавляясь моим испугом… В это время профессор вошел, и так быстро, что она едва успела отскочить на соседний стул, причем села чуть не мимо стула… Должно быть, он заметил что-нибудь, потому что круто повернулся и вышел.
Несколько минут мы с ней сидели, не смея взглянуть друг на друга. Потом она встала и пошла за ним, а меня никакие силы небесные не заставили бы встать… Я сидел на том же месте и ни с того ни с сего начал кашлять… Знаете, я когда и теперь вспоминаю об этом кашле, то меня в краску бросает!..
Я слышал, что они быстро и резко говорят между собой, и чувствовал себя хуже и хуже… Профессор был взволнован, но со мной, по обыкновению, ласков, только мне показалось, что он как-то уж чересчур ласков.
Потом я узнал, что она его же во всем обвинила: оказалось, что у него грязное воображение, что она просто испугалась его, что он так неожиданно вошел, а то что он еще неожиданнее вышел, было якобы уже совсем глупо и гадко, так как я мог подумать, что он в самом деле приревновал… Одним словом, она запутала его так, что бедный профессор раскаялся во всем и просил у нее прощения, а со мной удвоил ласковость и внимательность.
Это случалось не раз, и всегда она оборачивала дело так, что выходила чище снега горного!.. И вы знаете, она, ей-Богу, сама искренно верила, что чиста!.. Вы смеетесь? А я говорю, что так… Вы знаете, я сам однажды спросил ее: не догадывается ли муж?
«Ему и в голову это не может прийти, он слишком хорошо меня знает!» сказала она с великолепным высокомерием. Понимаете, она мне, своему любовнику, говорила, что муж слишком хорошо ее знает, чтобы допустить, что у нее есть любовник!..
Ну-с, так прошло почти все лето, и наконец разразилась катастрофа.
Надо вам сказать, что связь мне стала совсем в тягость, да и надоела она мне со своим холодным развратом… Гадко как-то стало… Мы начали ссориться, по целым дням не говорили, и все эти дни она была как фурия… Страшно сказать, все свои неприятности с любовником эта женщина вымещала на муже. Он видел, что она нервничает, не сводил с нее глаз, а она устраивала ему сцены, когда не смела устроить их мне. Жизнь стала невыносимой. Ниночка совсем напугалась, профессор был сам не свой, а она день ото дня становилась все растерзаннее, все наглее и дошла до того, что при муже очень откровенно бранилась со мной. Как он ничего не замечал, не понимаю!.. Любовь!.. Слишком уж страшно было бы ему заметить, должно быть.
Как-то раз, поздно вечером, профессор пришел ко мне во флигель, сел и закурил. Мягко и осторожно стал он расспрашивать меня о моей жизни, о моих намерениях. Я солгал ему, что у меня есть невеста. Он ласково и грустно улыбнулся.
«Ах, милый мой, милый… Что ж, и вам не избежать того же, мимо чего не проходит никто из нас… Ничего не поделаешь. Но помните одно: никогда не позволяйте себе любовь к женщине поставить во главу своей жизни. Женщина-существо другого мира. Она не понимает того, чем может и должен жить мужчина… Отсюда все разлады и несчастия семейной жизни. Женщина отравит вам душу, растерзает сердце, опошлит ваш ум, унизит вашу гордость, и все это сделает так мило и грациозно, что вы и не заметите. Бойтесь любви, милый мой юноша, она приходит незаметно и вырастает в нечто сильнее воли, совести и рассудка. Есть паразитарное растение: оно появляется на коре большого дерева в виде незаметного нежного мха и сначала кажется таким нежным, слабым, беспомощным, но когда привьется, быстро пускает корни в живое тело, проедает кору, обвивает все дерево, сушит его и губит… Так и женщина: когда она подходит к мужчине, она звучит как арфа, подчиняется его мыслям, чувствует его чувствами, с ловкостью хамелеона перенимает все, что ему кажется святым и дорогим, и когда таким образом вопьется ему в душу, станет частью его сердца, тогда сбрасывает маску и обнаруживается во всей своей узости, грубости и злости… А когда корни любви уже в самом сердце, тогда она не только изуродует жизнь человеку, она изуродует его самого: то, что он любил, она научит ненавидеть, то, что он уважал, заставит презирать, пробудит в самом самоотверженном мужском сердце мелочность, жадность, своекорыстие и пошлость… Бойтесь женской любви».
Так или почти так говорил мне профессор, и по его лицу было видно, что говорит он сам с собой, почти и не замечая меня, случайного собеседника, в тяжкую минуту душевного надрыва…
Я слушал точно прибитый!.. Особенно резнула меня по сердцу фраза: «Заставит презирать то, что уважали!»
Я вспомнил свое прежнее чистое, прекрасное отношение к нему и то скверное, маленькое, гаденькое чувство, с каким я расчесывал в душе наслаждение обмана, его унижение и свое превосходство над ним в обладании его женой.
Когда он ушел, я схватился за голову и точно прозрел. Во всей гадости и мерзости увидел себя, проклял Лидию Михайловну и в сотый раз, но уже всей душой, поклялся бежать отсюда.
Ночью она, по обыкновению, вылезла в окошко своей спальни и пришла ко — мне, наглая, бесстыдная, торжествующая… Со смехом она стала рассказывать, как разуверила мужа в одном случайном подозрении. Я выгнал ее…
