Рассказ о непокое - [2]

Итак, поезд прибыл на станцию Основа, весь коллектив, помню, остался на станции — ждать подвод для имущества, а мы втроем — Кошевский, Журба и я — наняли "ванька" (так называли в Харькове извозчиков) и поехали вперед. Мы поехали вперед потому, что мы — "передовые": административные функции в коллективе актеров, где из экономии не имеют специального администратора, распределялись между всеми; мы трое должны были в поездках арендовать театральные помещения, заранее вывешивать анонсы и афиши, организовывать перевозку театрального имущества, раздобывать для всего коллектива пристанище. Теперь, в Харькове, во всем этом уже не будет нужды — столица ждала нас, Иаркомпрос готовил специальное помещение, и в этом помещении уже сидели администраторы. Но нам было невтерпеж, до смерти хотелось поскорее в столицу, мы взяли "ванька" и затрусили с возможной скоростью в город.

Мы, трое, были в театре не только актерами и не только "передовыми" — мы были еще и "мучителями" театра: оппозиционеры, протестанты и мятежники. Мы, видите ли, возглавляли группу молодежи в коллективе, а вместе с нею и вообще всех недовольных руководством театра (театром руководило "правление" из старших актеров). А впрочем, сближала нас троих не только групповщина, "заговоры" — нас сближала еще и общая тайная страсть: мы были влюблены в литературу. У каждого из нас троих был свой излюбленный герой в классической литературе, каждый знал наизусть и по любому поводу цитировал десятки и сотни стихов; мы гонялись за всеми литературными новинками, и каждый из нас троих… сам писал стихи, а не то рассказы или пьесы, и читали мы их друг другу и больше никому.

И в Харькове — в самую первую очередь — нам до зарезу нужно было разыскать союз пролетарских писателей "Гарт"[1].

Дело в том, что еще в Донбассе, в Бахмуте, мы прочитали в местной газете, выходившей на русском языке, напечатанную по-украински статью, призывающую все молодые украинские литературные силы, всех пролетариев, которые любят украинское слово и чувствуют тягу к литературе, объединиться. А затем — закалиться, вступив в только что созданную организацию пролетарских писателей "Гарт".

А мы… мы жаждали читать свои произведения не только друг другу, мы жаждали, чтоб их читали сотни и тысячи читателей. Мы мечтали увидеть написанное нами напечатанным.

Ах ты, писательство мое, изящная словесность!

И неужто до осуществления давнишней, еще с детских лет, мечты уже так близко — рукой подать?..

Разыскивать "Гарт" мы отправились на следующий же день, ни свет ни заря, едва только кое-как устроились.

Собственно, устраиваться еще негде было. Кафешантан "Вилла Жаткина", который теперь перестраивался и переоборудовался под стационар нашего театра — столичного, академического, драматического, еще не был готов принять коллектив из полусотни актеров. Отдельные "кабинеты" шантанных див, в которых отныне должны были проживать актеры, еще не были отремонтированы, не готовы были зрительный зал и театральная сцена. Устроились пока — вповалку на соломе — в подсобных закулисных помещениях.

Но что за важность! Ведь мы в столице, и прекрасное будущее перед нами!

Когда вчера мы въезжали на нашем "ваньке" в город, каждый шаг открывал нам новое, и все пленяло нас. Правда, домики на окраине были в точности такие же, как в Жмеринке, Луганске или Белой Церкви и Умани, — с крылечками под навесом, но нам они казались совсем не такими: нам мерещилось в них что-то таинственное, что-то… столичное. Когда же "ванько" наконец догрюхал с нами до центра и мы увидели себя в теснинах улиц, среди многоэтажных зданий, перед гранитной громадой "Саламандры", — мы совершенно ясно почувствовали, что и в нас самих что-то меняется и мы становимся причастны к какой-то нам самим еще неведомой тайне. И прекрасное будущее уже началось.

Словом, были мы взволнованны, и энтузиазм в нас бил ключом.

Но это происходило уже давно — вчера, а сегодня стоял чудесный солнечный день конца августа, небо безоблачно, уличная толпа вокруг нас бурлила, туда и сюда проносились фаэтоны, бренчали трамваи, и мы шли по улицам столицы, сами уже столичные жители. И на диво ярко жило ощущение, что мечта твоя, что-то вроде предуготованного тебе счастья, — вот она, где-то здесь, в людском водовороте, глядь, и встретится тебе на пути…

Где найти нужный нам союз "Гарт", мы, однако, не знали. Сообразив, что журнал "Шляхи мистецтва"[2] издавал "Лито" (Литературный отдел Наркомпроса), мы направились прежде всего в Наркомат просвещения, решив, что, раз наркомат издает журнал, писатели должны быть именно там.

Но в Наркомпросе на нас посмотрели с недоумением, переспросили: а что это такое — "Гарт", и, услышав, что это объединение писателей, посоветовали обратиться в Пролеткульт. Находился он совсем в другом конце города: Наркомпрос — на Бассейной, Пролеткульт — на Московской.

Мы двинулись с Бассейной на Московскую — разумеется, пешком, потому что денег на трамвай не было, да и что за интерес ездить, когда можешь ходить пешком. Мы шли, наслаждаясь, смакуя суету столичных улиц, однако в некотором смущении: было странно, что в Наркомпросе — Народном комиссариате просвещения — не знали, что такое союз писателей "Гарт", да еще удивленно оглядывали нас с ног до головы.