Рассказ 77 - [49]

Отовсюду из поселка был виден лес. Каждое утро рабочие уезжали в делянки. Летом — по лежневке, а зимой — по зимнику. Тем же путем возили сваленный лес на КрАЗах и МАЗах. Мать и отец Нинки Стриковой тоже по утрам уезжали на синем автобусе в лес. Там они работали обрубщиками сучьев. В бригадах их не любили, и они мотались из одной в другую каждый сезон.

Общежитие, куда шла девочка, походило на барак: с широким коридором, с железными ковриками для дров у печек. Нинка недавно стала после школы приходить сюда к армянке Асе водиться с ребенком.

Ася работала комендантом и жила в отдельной длинной комнате с большим желтым зеркалом в углу. Было ей двадцать пять, а все думали — сорок. Она убежала от мужа и жила теперь холостой и веселой жизнью. Все жалели Асю. Не так давно у нее родился ребенок — Хачик. Он был рыжий, как Петька-тракторист. В общежитии все догадывались, кроме Петьки. Был он озабоченный и деловой, потому что приехал на два сезона заработать много денег на новую избу для себя, для своей матери и для красивой жены Анны.

Крыльцо было выметено, на сугробе остался свежий след от выплеснутой из ведра воды. Тихо было в доме. Вымыто. Ася ходила по сухим половицам в самовязаных носках, подкладывая в печки дров. Придут с работы парни-лесорубы, а в комнатах тепло и чисто.

— Добрая ты, Ника, — говорила Ася, сидя на высоком табурете перед желтым зеркалом и заплетая лохматую косу. — Все тэба будут лубит и будешь щаслива.

Девочка пожала острыми плечами и улыбнулась. Ася говорила по-русски смешно. Глаза у нее были печальные, как два темных окна.

Глубокую тропку в огороде Нинка протоптала с тех пор, как в общежитии появился Коля. Его быстро узнал весь поселок. Часто он заходил в кабинет начальника лесопункта Ивана Антоновича. Завклубом тоже ходила за начальником по пятам: «Выкрутиться надо, Иван. Вот уже три года, как в клубе, кроме кино, ничего не проводим. А еще удивляемся, почему люди из поселка ближе к городу перебираются…» — «Ладно уж, — согласился Иван Антонович, «отдавая» приезжему ставку слесаря, — может, задержится…»

Коля ходил с черным футляром, а в футляре был тульский баян. В школе сразу начались репетиции. Ребята обрадовались: поедут на смотр художественной самодеятельности в город за сто километров по зимнику.

И Нинка собралась — она пела в хоре. А раньше часто сидела в пустом доме и смотрела в окно. Самое интересное в окне были поезда. На станции они стояли совсем мало, две минуты. Но это ничего не значило, все равно было интересно смотреть на людей, чужих, незнакомых, одно слово — пассажиров.

…Вечер наступил синий, шумный. По улицам вдоль высоких сугробов ходили люди; кто за хлебом, кто за вином, кто в столовку, а кто уже домой. Собаки лаяли у домов — приветствовали хозяев. В двери общежития входили и входили. Нинка выглядывала из Асиной комнаты, но Коля все не шел.

Вернулись из леса закарпатцы, усатые парни, приехавшие на Север по вербовке. Прошагал и Петька-тракторист, заботливо оправив дрова перед своей печкой. За ним зашли его земляки, а Коли все не было.

Нинка насмелилась и постучала в комнату, где жил тракторист. Дверь приходилась как раз напротив Асиной. Петька сидел на кровати, разматывая портянки. На стенке висела большая фотография жены Анны.

— Сегодня мы зашибли! — говорил он громко. — За месяц, думаю, три тыщи кубов стрелюем. Бригада в этом сезоне у нас — не то что в прошлом годе. В прошлом годе вальщик был слабоват… А этот — зверь, как включит пилу утром, так до обеда. А тот ушел в гараж, что ли. Я так думаю: не могешь, так иди с места — на свалку пора, значит…

Петька был красный с мороза, довольный и белоглазый. Торчащие уши светились. Девочку он не замечал.

— Дядя Петя! — позвала она тоненько.

Он повернул к дверям курносое упрямое лицо.

— А Коля где? — спросила Нинка. — Николай Васильевич… Не видали?

— Я за им не шпиеню, а на что он тебе нужон?

Нинкино лицо стало не бледным, а сильно-сильно розовым. Теперь по нему можно было догадаться, что будет оно намного лучше к шестнадцати годам, и все уж точно заметят, как выросла у Стриковых дочка.

— Я видал, — откликнулся Петькин земляк Роман, богатырского вида парень, но улыбчивый, с толстыми, как оладьи, губами. Он тракториста вполслуха слушал, ему спать хотелось. — Направился твой музыкант в контору… — И уже к земляку обратился: — Наверное, ему ставку добавят!

— А что ты радуешься? — разозлился тот. — Добавят! Ишь! Ни хрена не делает, а ставку добавляют… Я б такого догнал да еще б добавил…

— Злой ты, Петька, — сказал Роман. — Парень культуру внедряет…

Они еще спорили, гудел за дверью Романов бас, а Нинка встала у входных дверей. «Все равно дождусь», — решила. Глаза опустила в пол. Сердце вздрагивало, когда топали в сенцах, колотили по валенкам трухлявой метлой, когда вваливался кто-нибудь с мороза, обдавая ее свежим облаком пара.

— Ника! Ника! Хачик ревет, а мне дрова таскай! — закричала Ася, и девочка словно из сна выпорхнула. Пронеслась в комнату водиться с ребенком.

Не сказать, чтобы ей очень нравилось водиться. Но как быть в общежитии без дела? Просто поджидать Колю?