Расщепление ядра - [9]

Директор (не переводя дыхания). Наконец-то я нашел тебя, Клавдия! Я рыскал по всем паркам города, Клавдия! Знаешь, зачем я рыскал, Клавдия?! Я понял, что был неправ!

Володя (мрачно). Хоть здесь не становитесь рационализаторам поперек дороги! (Клаве.) Уйдем отсюда! Уйдем на колесо обозрений!

Клава (игриво). А я еще не во всех зеркалах отразилась.

Старик сторож (с затаенным смыслом). Хорошо смеется тот, кто смеется у последнего зеркала!

Директор. Я не спал ночей, Клавдия! Я думал над нашими разногласиями… Клавдия, выслушай мое предложение по поводу твоего рацпредложения.

Клава (смотрит в зеркало). Ха-ха-ха!

Директор. Вот как?! Значит, я кажусь смешным? Хорошо же! РКК нас рассудит!

Уходит, по дороге заглядывая в зеркало и разражаясь самокритичным смехом. У входа в парк его ждет машина. Он спешит на заводу созывает совещание, ставит вопросу принимает развернутое решение при двух воздержавшихся и едет на прием к замминистра, где кается в зажиме критики и консерватизме.

Старик сторож (глубокомысленно). Уехал. Охо-хо! Не в свою галошу не садись. Охо-хо! Не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь.

Клава. Мудрый ты, дедушка!

Володя. Клавдия, ты любишь директора?

Клава. Какой ты ревнивый, Володька! Ты же знаешь, у нас с ним шел разговор только о заклепочном автомате. Директор был против его усовершенствования. А теперь признался в своей косности.

Володя. Тогда что о нем говорить, о косном человеке?

Клава. Мой новый автомат даст тысячу заклепок в смену! Разве может быть большее счастье?!

Володя (уверенно). Может! (Уловив критический взгляд Клавы.) Две тысячи заклепок в смену!.. Значит, ты его не любишь? Значит, ты меня любишь?! (Он ее обнимает. Поцелуй. Еще поцелуй. Еще!).

Клава (в промежутках между поцелуями, мечтательно). Если со временем перейти на повышенное число оборотов, автомат сможет давать и две тысячи за смену. Ты прав, любимый! Разве может быть большее счастье?! Две тысячи…

Володя. Может, дорогая!.. Три тысячи заклепок! Взявшись за руки, молодые и счастливые Володя и Клава идут на колесо обозрений и другие аттракционы.

Музыка играет вдали что-то массово-лирическое.

Старик сторож (глядя вслед, очень значительно). Что с возу упало, того не вырубишь топором!

Вдали видно, как начинает вращаться на повышенном числе оборотов колесо обозрений. Занавес.

— Ну, вот, продолжал помреж, — с этим вариантом мы и принялись заново за работу. Постановщик снова развел мизансцены. Когда утренний репетиционный аврал кончился, мы все вышли в фойе покурить.

— А у меня-то, у меня, — простонал исполнитель роли Володи, — весь текст обновлен. Ведь раньше-то действие происходило не в комнате смеха, а на водной станции.

— Ничего, это в последний раз, — попытался успокоить его актер Пилястров, играющий старика сторожа. — Авторы же поклялись больше ничего не менять.

— Есть рационализаторское предложение, — трагически зашептал комик. — В присутствии авторов о пьесе не говорить. А то опять уцепятся за чью-нибудь мысль и начнут перелицовывать. А у меня уже нервы пошатнулись. Хоть бейся головой о суфлерскую будку!

В этот момент в фойе, бурно жестикулируя, показались оба автора. Мы, участники спектакля, сразу перевели разговор на нейтральную тему.

— А я скоро в новый дом переезжаю, — сказал актер Пилястров, невинно поглядывая на драматургов. — Дают квартиру на десятом этаже. Милости прошу к моему высотному шалашу!

Соавторы насторожились. В их глазах зажглись охотничьи огоньки.

— Десятый этаж! — мечтательно сказал один. — Тут что-то есть!

— Идея! — закричал второй. — Товарищи артисты! Не расходитесь. Мы сейчас поднимем «Заклепку» на десятиэтажную высоту. Комедии нужен актуальный ветер!

И соавторы, не сходя с места, принялись колдовать над текстом. В толпе моих друзей поднялся ропот. А перестройка тем временем шла полным ходом.

— Клава и Володя уже поженились, — вещал один из соавторов, — им дали квартиру в новом доме. Это свежо! Это оригинально!

— А директор? — волновался другой. — Он же бюрократ! Он же не может подниматься на высоту положительного персонажа!!

— Эврика! — подхватил первый соавтор. — Реплики директора пойдут по телефону. Он будет звонить молодоженам из вестибюля. Консерватор не верит в прогресс техники и поэтому боится скоростных лифтов.

— По-моему, оригинально, — согласился второй. — По крайней мере без кривых зеркал. Как-никак, они искажают облик… Вместо них хорошо бы ввести что-нибудь зажигательное…

— Увеличительное стекло! — предложил первый.

— Нет. Куплеты или дивертисменты… И потом еще как-то у нас не вытанцовывается с директором. Не выпуклый он, не рельефный… Один телефон тут не выручит. А что, если сделать Клаву главой завода? А? Добавим ей десяток лет — получится очень солидно.

— Но тогда же конфликт отпадает, — засомневался его соавтор. — Кто будет мешать? Клава же не может сама себе ставить палки в колеса?

— А мы сделаем изобретателем Володю. Хватит ему баклуши бить!.. И ярче заиграют обе линии — общественная и личная. А какой конфликт! Он ее любит, она его любит, но она против его изобретения, а он против ее консерватизма.

— Иван Иванович! — закричал один из соавторов, завидев исполнителя роли директора. — Мы вас вымарали.