Рассекречено. Правда об острых эпизодах советской эпохи - [54]

Глава 8. Катынский расстрел: все дела — уничтожить

В датированной 3 марта 1959 года записке, исполненной от руки каллиграфическим почерком, председатель КГБ Шелепин сообщает «товарищу Хрущеву Н. С.», что в Комитете госбезопасности хранятся «учетные дела и другие материалы» на расстрелянных в 1940 году пленных и интернированных офицеров, жандармов, полицейских, осадников, помещиков «и т. п. лиц бывшей буржуазной Польши». Всего тогда было расстреляно 21 857 человек, и председатель КГБ полагал, что «для советских органов все эти дела не представляют ни оперативного интереса, ни исторической ценности. Вряд ли они могут представлять действительный интерес для наших польских друзей». Однако «какая-либо непредвиденная случайность может привести к расконспирации проведенной операции, со всеми нежелательными для нашего государства последствиями» — ведь существует же официальная версия: все эти поляки, ликвидированные НКВД в 1940 году, «считаются уничтоженными немецкими оккупантами». Потому руководство КГБ и полагает «целесообразным уничтожить все учетные дела на лиц, расстрелянных в 1940 году по названной выше операции», а для «исполнения могущих быть запросов по линии ЦК КПСС или советского правительства можно оставить протоколы заседаний тройки НКВД СССР, которая осудила указанных лиц к расстрелу, и акты о приведении в исполнение решений троек. По объему эти документы незначительны, и хранить их можно в особой папке». К записке приложен проект соответствующего постановления Президиума ЦК КПСС.

История обнаружения записки известна: вместе с другими документами по Катынскому делу она хранилась в номерных запечатанных пакетах — в «пакете № 1» — в архиве Политбюро ЦК КПСС, откуда впоследствии все плавно перекочевало в сейфы аппарата президента СССР, а после краха СССР — в Архив президента РФ. Так что источник происхождения этих документов и их подлинность у профессиональных историков и архивистов вопросов и сомнений не вызывают. Впервые документ опубликован еще в 1993 году в журнале «Вопросы истории», а электронный образ подлинника вместе с другими документами из «пакета № 1» в 2010 году размещен на официальном портале Росархива по решению президента РФ Дмитрия Медведева. Однако и поныне не утихают споры по вопросу подлинности документа, но — лишь в среде сугубо непрофессиональной и страшно далекой от работы с реальными документами в архивах, зато тщившейся доказать, что плененных Красной армией в 1939 году поляков расстреляли не советские чекисты, а немцы…

В документе, на первый взгляд, есть к чему придраться: и не на бланке КГБ исполнен, а на линованном листе, не напечатан, а написан от руки; применительно к 1940 году говорится о ЦК КПСС, но тогда это, мол, было ЦК ВКП(б); упоминаются расстрелы в Старобельском и Осташковском лагерях, хотя расстрелы заключенных этих лагерей проводились во внутренней тюрьме Харьковского УНКВД и в подвалах Калининского УНКВД соответственно, а главное, в тексте есть грамматические ошибки и знаки препинания не всегда верно расставлены. Ну да, знаки препинания! Нашли где искать грамотеев — в секретариате КГБ конца 1950-х годов, — вы их и в секретариате ведомства-преемника даже ныне не густо сыщете.

Насчет того, почему не на бланке и от руки, давно выяснено следователями Главной военной прокуратуры, в начале 1990-х годов расследовавшими уголовное дело № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского спецлагерей НКВД в апреле — мае 1940 года». В частности, товарищи из вполне компетентных органов, подтвердив подлинность документа, поведали следствию, что в практике КГБ «существовал порядок изготовления особо важных документов в единственном экземпляре, рукописным способом и особо доверенными людьми». Потому документ готовил Шелепину человек «из группы особо доверенных сотрудников секретариата председателя КГБ, которых знал только строго ограниченный круг высших должностных лиц КГБ». Машинистки в КГБ, конечно, были, но у них не было той формы допуска, что позволяла бы работать с документом столь высочайшей степени секретности. В данном же случае ни малейшей возможности утечки допустить было нельзя: на момент написания записки именно сведения о расстреле польских военнопленных чекистами были, без преувеличения, тайной № 1 советского государства, раскрытие которой грозило по — меньшей мере взрывом ситуации в Польше. Потому документ и рукописный, и в единственном экземпляре, и не регистрировался, как обычно, — в сейф, да поглубже! Тоже ничего сверхординарного: как установило следствие, «такое положение имело место с многими другими документами аналогичного значения». Отсутствие на документе резолюций, как официально показали на допросе бывшие председатели КГБ Александр Шелепин и Владимир Семичастный, полностью соответствовало существовавшей в то время практике дачи устных санкций, кои никоим образом не фиксировались.

Документ готовился по указанию высшей инстанции: только в феврале 1959 года Катынская тема дважды поднималась во время встреч с Хрущевым первого секретаря ЦК ПОРП Владислава Гомулки, который был сначала гостем XXI съезда КПСС (27 января — 5 февраля 1959 года), а затем еще раз прибыл в Москву 15 февраля 1959 года. Задача была поставлена, и председатель КГБ предлагал вариант ее решения, не упоминая, разумеется, что инициатива исходит от главы государства. Такая справка для первого лица не может превышать двух страниц, и там не до красочного выписывания деталей, тем паче Никита Сергеевич и так в курсе дела. В отличие, кстати, от Шелепина: он на момент составления документа пребывал в кресле председателя КГБ всего лишь два месяца и ранее в этой системе не служил. Как ему подчиненные представили, так и зафиксировано: где были лагеря, там, мол, и расстреливали. Да, в общем, ему, как и Хрущеву, все это было до лампочки: перед всеми ними стояла лишь задача выкрутиться. А уж то, что «ЦК ВКП(б)» образца 1940 года вдруг назвали «ЦК КПСС», так такие ляпы тогда случались сплошь и рядом. Считалось же нормальным тогда даже в официальных документах писать, например, что Ворошилов — «член КПСС с 1903 года» и «член ЦК КПСС с 1921 года». Уж если бы лепили фальшивку — для номерного пакета с грифом «особая папка»! — все было бы по-аптекарски точно и смачно. Сам Шелепин, будучи допрошенным, показал, что «лично завизировал проект постановления Президиума ЦК КПСС от 1959 года об уничтожении документов по Катынскому делу».