Вдруг промелькнула какая-то тень. Крупная, как волк, она метнулась сбоку, отсекая меня от призрака. Почувствовав облегчение, я упал на колени и наконец смог вздохнуть.
Дальше шел, внимательно следя, чтоб не наступать на могилы, хотя это и было нелегко: кладбище было тесное и погосты перекрывали друг друга. Многие кресты покосились, некоторые вовсе были повалены, и угадывались в густой траве только по светящимся в Нави призракам. Под надгробными плитами поскрипывали истлевшие гробы, а кости в них, заслышав мою поступь, начинали пританцовывать, собираться в скелеты, и пытаться вырыться наружу.
Вдобавок откуда-то прилетела сова, и стала кружить над головой, издавая временами тянущие за душу, тоскливые крики. Я запустил в нее палкой — не со зла, а так, пугануть, но промахнулся. Вредная птица только издевательски захохотала и прицельно какнула мне на плечо. Да что ж это такое! Честный человек пришел на кладбище с вполне ясной целью, а ему во всю мешают…
Сорвав пучок травы и кое-как оттерев совиные художества — воняло всё равно премерзко, — я наконец нашел более-менее пустой пятак и встал посередине. Воздел руки для хлопка, но передумал, и, упершись одной ногой в землю, стал, приволакивая другую, чертить круг. Начертил, замкнул кольцо — в Нави оно тут же успокоительно засветилось, — и только тогда, удовлетворенно кивнув, приступил к ритуалу. Совершил, как велено было, три круга и, замерев, прислушался.
Ничего…
В теории, я должен был ухватить свой конец колдовской нити, и, сматывая её в клубок, идти, куда она поведет. Лумумба, Как только появится посылка с Пыльцой, должен был проделать то же самое. Таким образом, встретиться мы должны были аккурат у того, кто эту нить прядет. Но это — в теории.
Взяв себя в руки, я проделал ритуал еще раз, придавая каждому хлопку, слову и топанью особый смысл. Замер. Прислушался.
Ничего.
Сова, паршивка, уселась на надгробие в паре метров от меня. Как только я начинал топать и поворачиваться вокруг себя, она хлопала крыльями, раззевала клюв и беззвучно хихикала. Я показал ей язык. Хоть в Прави, хоть в Нави, было видно, что птица она — самая обыкновенная, ни к какому колдовству отношения не имеющая. Просто характер склочный.
Чувствуя себя последним дураком, я начал всё с начала. Его макароннейшее величие, как говаривал отец Дуршлаг, усердие любит. Оттопал, отхлопал, открутился, и, восстановив равновесие, принялся вглядываться в кладбищенскую тьму. Перед глазами немножко рябило, но это, я думаю, от излишнего рвения.
Ничего, никого… Даже сова улетела.
Плюнув в сердцах, я уже собрался хлопать в четвертый раз, как услышал позади себя:
— Привет.
Подскочив на полметра, потом запнувшись о корень, я вывалился из круга. Путаясь в ногах и руках, неуклюже отклячив задницу, заполз назад, восстановил поврежденную линию и только потом обернулся.
Рядом стояла девушка. Невысокая, чернявая — коса, толстая, как полено, была перекинута на грудь и кокетливо перевязана зеленым бантиком. Глаза у нее тоже были зеленые, прозрачные, а брови густые, вразлет. Губы сложены в лукавую улыбку. Одета она была в зеленую брезентовую ветровку, такие же штаны и красные резиновые сапожки. Всё это я ухватил одним взглядом, за мгновение, пока приосанивался, одергивая куртку и стараясь встать так, чтобы не было видно совиного пятна на плече.
В Нави девушка смотрелась несколько не так, как в Прави, но это меня не насторожило: все в Том свете кажутся иными. От человека зависит… Мой наставник, например, выглядел, как огромный, королевских расцветок, ягуар.
— Здрас-сте! — наконец проблеял я и сделал шаг навстречу девушке. Та отстранилась, будто ветерком плавно подуло.
— За Пыльцой? — сочувственно спросила она.
— За ней. Только вот не получается что-то.
— А денежку ты положил? — хитро сверкнула глазами девица.
Я хлопнул себя по лбу, заодно лишив жизни парочку комаров.
— М-мать! Совсем забыл. Д-дубина…
— Ничего, это лечится. — утешила девушка. — Меня Чернавой звать, а тебя?
— Иван. — я еще ближе шагнул к девушке, та вновь на шажок отступила. Вдруг повеяло стылью, как от давешнего призрака, и я посмотрел под ноги: может, опять на могилку случайно заступил? — Чернава рассмеялась.
— А ты не местный, да?
— С чего ты взяла?
— Местные напролом прут, могилок не обходят, призраков не видят. Скороговоркой выбалтывают, что нужно, деньги под камушек пихают и — домой. За посылкой…
— А ты, значит, часто здесь бываешь? — я кивнул на корзинку в руках Чернавы. В ней, на листе лопуха, было уложено несколько подберезовиков.
— Ага… — она улыбнулась и показала на ближний пригорок: — Присядем? У меня и выпить есть — ночь нынче зябкая.
Я замялся. В гостинице ждет Лумумба, к тому же отходняк начнется довольно скоро, и тогда я просто не увижу клубка… Чернава, мотнув косой, отвернулась. А потом оглянулась через плечо и подмигнула. Я пошел за ней.
Сели. Она вытащила из-под грибов берестяную фляжку и, отпив глоточек и скромно обтерев горлышко, протянула мне.
Потянуло какой-то промозглой сыростью, в воздухе разлился болотный запах. Издалека донесся волчий вой.
— А ведь и вправду похолодало… — подумал я и сделал глоток.
