Распятые - [25]

–Вы сказали, что можете описать его только в общих чертах. Почему не сделали этого раньше? – Спросил Нолл.

–Да потому что я только вчера все вспомнила! – Как само собой разумеющееся произнесла Эшли.

Я угрюмо выдохнул и, поблагодарив девушку, отошел с Ноллом в сторону.

–Она назовет нам самые общие характеристики, подходящие под половину парней в Цинциннати и три четверти по всей стране. Я умру раньше, чем мы всех проверим. – С грустью сообщил я.

Нолл оглянулся на Эшли и Дебору, которая еще что-то расспрашивала у нее и снова повернулся ко мне.

–Хочешь все-таки попробовать гипноз? – Понял он мои намерения.

Я посмотрел на девушку, через плечо Нолла.

–Нужно позвонить мистеру Бейкеру. Мелинда не должна отказать. – Понадеялся я.

–Да и меня все еще заботит Кетрин.

Оливер усмехнулся, выдув воздух через плотно сжатые губы.

–Я не это имел в виду. – Покачал я головой. – Просто, она так уверенна в этом Алане Пирсе, что стоит его проверить.

Я остановился на секунду.

–Ну, или попробовать допытаться до Кетрин.

Оливер громко расхохотался, чем привлек внимание нескольких сотрудников музея, Деборы и Эшли.

–Ну, ну.

***

Ад продолжал наступать мне на пятки. Хотя я уже не чувствовал себя на дне Ледяного озера и мог достаточно отчетливо улавливать дуновение свежего воздуха. Воздуха свободы.

В то утро, когда мы с Кет проснулись в одной постели, я ждал, что она прострелит мне голову, но так умело, что я не умру, а останусь прикованным к постели инвалидом на всю жизнь. Но она повела себя, как ни в чем не бывало, проснувшись раньше меня, она уже успела принять душ и одеться для очередного испытательного дня и даже достала нам кофе.

Я же, напротив, чувствовал себя потерянным. Моя футболка еще помнила влажность ее слез, а проснулся я в обнимку с ее подушкой, пропитанной ее запахом. Мое сердце раскололось, поняв, что это была не моя женщина, и собралось вновь, когда я увидел ее. Она стояла надо мной и улыбалась, как ребенок рождественским утром и протягивала мне чашку с черным кофе.

-Я помешала. – Просто сказала она, имея в виду сахар.

Я сел на кровати и тупо уставился на нее, как олигофрен на красивую девицу.

Она подошла к окну, одернула шторы и, улыбаясь, направила лицо к уже яркому солнцу.

-Хорошее утро, Питер. – Почти неслышно сказала она.

Я молчал. Говорят, иногда, лучше заткнуться и позволить женщине выговорится. Я не вовремя последовал этому совету.

-Деллом сказал, что сегодня мы можем быть свободны. – Она повернулась ко мне, а я, словно, девственник натянул простынь до подбородка. – И мне даже не пришлось идти с ним на свидание. – Она захихикала.

Я молчал.

-Я хочу пройтись по магазинам. – Ее голос не был таким радужным, но все еще таил в себе надежду. – Чем ты будешь заниматься? – Она села за стол у окна и взяла свое кофе.

Я пожал плечами, все еще молча.

Я знаю, что она подумала. Подумала, что я жалею, что не хочу с ней говорить, потому что не хочу обидеть. Она думала, что последнее, чего я хотел это проснуться с ней в одной постели. Мог ли я сказать ей, что это первое о чем я мечтаю каждое утро, просыпаясь и последнее, о чем я думаю, засыпая, неважно в одиночестве или нет. И вы еще удивляетесь, почему она ассоциирует любовь с горечью.

-Я не буду завтракать. – Ее голос стал горьким и сухим. Она не правильно поняла, но мог ли я обвинить ее в чем-то, если и сам не понимал, почему молчу.

Она взяла куртку и ключи и уже в дверях бросила мне через плечо.

-Можешь не заправлять кровать. Я, очевидно, захочу спать после марафона по магазинам.

Я молчал.

Я снова свалился к последнему кругу царства дьявола.

***

Если вы думаете, что я глупая ничего не соображающая тетка с гипертрофированным чувством гордости и огромным багажом неуверенности в себе, то вы… правы.

Ну, да. Моя гордость родилась впереди меня. Да я неуверенная в себе. Да я вредная и упрямая. Но не «ничего не соображающая». Я понимаю, почему Марлини ведет себя, так, как ведет. Я понимаю все его слова, его поступки, его проступки, даже его молчание. Я понимаю его вину, его обиду и его страх. Он думает, что я все понимаю неправильно, что я дуюсь на него, что я виню его, а я думаю, что он болван. Думаете, я не понимаю, что он хочет быть со мной? Что он до сих пор чувствует себя виноватым за произошедшее в Академии? Что он, возможно, даже любит меня? О, я понимаю! Глупо было бы не понять. Он привык, что никто не будет его любить просто так, что рано или поздно все уйдут, поэтому не пускает к себе никого, строя из себя племенного жеребца-осеменителя, путаясь в случайных связях и трахая всех, кто моложе Тильды Суинтон. Он попытался сделать шаг на сближение, а я убежала, как девчонка. Ну, вообще-то я и есть девчонка и, иногда, веду себя хуже моей дочери, но тот раз превзошел даже меня по глупости. Да я просто испугалась. Я испугалась снова отдать ему все. Вернее не отдать ему все, потому что я и так принадлежу только ему, я испугалась получить мордой об стол. Короче, как вы понимаете, мы стоим друг друга и, как говорит Оливер, нам нужно сойтись, чтобы не испортить жизнь другим ни в чем не повинным людям. И, если честно, я жду. Жду, что Питер, наконец, поймет меня. Потому что, я устала понимать его. Я хочу знать наверняка, но сказать об этом не могу, потому что, как я уже говорила, моя гордость родилась вперед меня. Хотя, может, это была глупость. Я уже ни в чем не уверена.