Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна - [3]
Андрей Терещук в финале своего фундаментального исследования лишь скромно отмечает, что «постарался по возможности историографичеcки точно реконструировать жизненный путь человека, чье имя гремело на всю Россию и стало символом одной из самых трагических и противоречивых эпох в истории России». Далее автор, по сути, признается в априорном бессилии историков разгадать распутинский феномен: «Как убедился читатель, судьба Григория Распутина таит в себе немало загадок, бо́льшая часть которых не будет разгадана никогда»>9.
Подчеркнуто объективистское, безоценочное, по сути «концептуально нулевое», отношение авторов наиболее серьезных и профессиональных исторических работ о Распутине к их персонажу по-своему объяснимо. Дело в том, что за истекшие десятилетия, в течение которых распутинский дискурс развивался по большей части в русле, весьма далеком от научности, сложилась противоположная традиция избыточной оценочности, кричаще-голословной, крайне противоречивой, зачастую просто нелепой. Многие работы именно по этой причине оказались насыщены грубыми фактологическими подтасовками.
При этом одни авторы отзываются о Распутине подчеркнуто уничижительно – как о духовно ничтожном человеке: «весьма заурядной личности»>10, «развратном пьянице», «хитром шарлатане»>11, «ханже»>12, «грубом, сладострастном»>13, «звероподобном бородатом мужике»>14, пустопорожнем, дурашливом, охочем главным образом до дам и мадеры озорником>15 и т. п.
Другие демонизируют личность «старца», называя его истинным правителем России, «неофициальным Патриархом Церкви и Царем Великой Империи»>16 и одновременно первопричиной всех бед, обрушившихся на страну в последние годы царствования Николая II: «Государством правила его (Николая. – А. К., Д. К.) жена, а ею правил Распутин. Распутин внушал, царица приказывала, царь слушался»>17; «…„Царь православный“, – пели… верующие, не зная, что на самом деле царствует не царь, а Распутин, и не православный, а хлыст»>18.
Третьи – апологеты Распутина – попросту игнорируют все, что может поставить под сомнение моральный облик «простого странника»>19, «источником чудесной силы» которого была молитва>20, обладавшего признаками «настоящего духовного величия» и отразившего в своем лице «восхитительное зеркало «Русского Возрождения»>21. Сторонники апологетического взгляда на Распутина априорно дезавуируют весь антираспутинский «компромат», например объявляя фальшивой информацию о пьяном дебоше, учиненном «старцем» в ресторане «Яр» 26 марта 1915 года, пытаются поставить под сомнение выписки из филерских донесений за 1915–1916 годы и т. д.
Четвертые, настроенные снисходительно-скептически, стараются не замечать очевидных интеллектуально-волевых достоинств «старца» и объясняют феномен Распутина его «мужицкой хитростью» и «придворной смёткой», по сути признавая самого влиятельного царского фаворита не более чем ловким конформистом. Эта точка зрения родилась еще в недрах белоэмигрантской мемуаристики. Спустя годы она перекочевала в труды советских историков. А ныне заняла почетное место в работах некоторых современных писателей, продолжающих утверждать, что карьерный секрет Григория Распутина заключался преимущественно в умении «читать тайные желания царицы»>22 и исполнять роль их оракула. При всей кажущейся исторической правдоподобности такого взгляда остается, однако, психологически не вполне ясным: каким образом «ловкий приспособленец» смог сыграть столь роковую роль – причем не только в истории России, но и в своей собственной судьбе?
Перед современным распутиноведением, таким образом, по-прежнему стоят две основные задачи.
Во-первых, необходимо тщательно отфильтровать и перевести в русло беспристрастной научной дискуссии тот концептуально безбрежный и фактологически мутноватый поток, который по большей части представляет собой мировая распутиниана.
Во-вторых, феномен по имени Григорий Распутин должен получить внятную и аргументированную оценку. А для этого его необходимо подвергнуть не только историко-биографическому, но также и медико-психологическому анализу.
Исчерпывающе решить обе эти задачи в рамках одного исследования вряд ли возможно. Предлагаемая книга имеет целью сделать лишь первый шаг в этом направлении.
Тем не менее мы убеждены, что, отрешившись от эмоционально обусловленных стереотипов восприятия личности «старца» и попытавшись подвергнуть комбинированному историко-психологическому анализу ту часть сведений о Распутине, которая представляется более или менее достоверной, можно прийти к достаточно неожиданным и в то же время вполне обоснованным выводам.
Настоящая работа подводит итог исследованию, осуществлявшемуся на протяжении нескольких лет и нашедшему отражение в нескольких публикациях>23.
Книга состоит из двух частей. Первая посвящена подробной медико-психологической экспертизе личности Григория Распутина, выявлению ключевых черт его характера, интеллекта, идейных и поведенческих установок. Во второй части судьба Распутина рассматривается сквозь призму его личности.
В качестве полноценных источников в книге в числе прочих использованы публикации, которые до сих пор вызывают горячие споры относительно их аутентичности. Речь прежде всего о мемуарах Матрены Распутиной, вышедших в издательстве «Захаров» («Распутин. Воспоминания дочери»), и «Дневнике Распутина», опубликованном издательством «ОЛМА Медиа групп». Однако, независимо от вопроса об истинном авторстве этих текстов, целый ряд обстоятельств свидетельствует в пользу достоверности или как минимум правдоподобности содержащихся в них сведений. Выше уже отмечалось, что «Воспоминания» Матрены Распутиной во многом совпадают с книгой Петт Бэрхем, подлинность которой сомнений ни у кого не вызывает. Что же касается «Дневника», то упомянутые в нем факты во многих случаях также находят подтверждение во вполне достоверных источниках. Помимо этого, как представляется, «Дневник» весьма точно воспроизводит стилистику распутинской ментальности и его живой речи, также хорошо известной по иным источникам.
