Распутин. Три демона последнего святого - [12]

Политический ссыльный Александр Сенин: «Самая заурядная физиономия сибирского мужика, худощавое загрубелое лицо, окаймленное большой темно-русой бородой клином, большой нос, грубые черты лица, развитые челюсти, глубоко сидящие серые глаза, очень мутные; цвет лица испитой, не совсем здоровый, русые волосы в скобку, суконная поддевка, лакированные, бутылками сапоги».

Политик и патриот Михаил Меньшиков, впоследствии расстрелянный большевиками: «Испитое, с мелкими чертами лицо, нервное и тревожное, бегающие глаза, тихий голос не то монастырского служки, не то начетчика сектанта, речь отрывистая, отдельными, иногда загадочными изречениями».

Жена богатого московского купца Елена Джанумова, хорошо знавшая Распутина в петербургский период его жизни: «Темная борода, удлиненное лицо с глубоко сидящими серыми глазами… Они впиваются в вас, как будто сразу до самого дна хотят прощупать… Что-то тяжелое в нем есть, как будто материальное давление вы чувствуете, хотя глаза его часто светятся добротой, всегда с долей лукавства, и в них много мягкости. Но какими жестокими они могут быть иногда и как страшны в гневе».

И в завершение описание, данное организатором убийства Распутина Феликсом Юсуповым: «Среднего роста, коренастый и худощавый, с длинными руками, на большой его голове, покрытой взъерошенными спутанными волосами, выше лба виднелась небольшая плешь, которая, как я впоследствии узнал, образовалась от удара, когда его били за конокрадство… Лицо его, обросшее неопрятной бородой, было самое обычное, мужицкое, с крупными некрасивыми чертами, грубым овалом и длинным носом; маленькие светло-серые глаза смотрели из-под густых нависших бровей испытующим и неприятно бегающим взглядом… Он казался непринужденным в своих движениях, и вместе с тем во всей его фигуре чувствовалась какая-то опаска…»

Мало того, что каждый из современников, в зависимости от собственного отношения к Распутину, видел его по-своему. Сам Григорий мог в одно мгновение преображаться — таково было одно из следствий его чудесного дара.

В трактовке этих самых преображений мнения современников расходились столь же широко, как и в восприятии самой внешности Распутина.

«Он менялся, как хамелеон», — писала великая княгиня Ольга Александровна, сестра Николая II.

Вера Жуковская видела иначе: «Когда вспомнишь эту его диковинную особенность мгновенно изменяться… сейчас сидел простой, неграмотный мужичок, грубоватый, почесывающийся, и язык у него еле шевелится, и слова ползут неповоротливо… и вдруг превращается он во вдохновенного пророка… и… новый скачок перевертыша, и с диким звериным сладострастием скрипят белые зубы, из-за тяжелой завесы морщин бесстыдно кивает какой-то хищный, безудержный, как молодой зверь… и вот уже… на месте распоясанного охальника сидит серый сибирский странник, тридцать лет ищущий Бога по земле».

«Распутин не менялся в обществе государыни, — вспоминала Юлия Ден, приближенная императрицы, — но оставался таким же, каким он был и в нашем обществе. Государыня, видимо, относилась к нему с благоговением: в разговоре с ним она называла его „Григорием“, а за глаза она называла его „отцом Григорием“. В беседах со мной и с Вырубовой она говорила о том, что верит в силу его молитвы».

Глава третья. Старец

Федор Михайлович Достоевский, создатель ставшего классическим образа старца Зосимы, представлял старчество в виде несметной духовной силы, получаемой человеком в обмен на полный отказ от своей воли, своих страстей, своих желаний.

«Прежде всего умертвим волю свою в себе, все восстающие страсти, помыслы худые, ропот против других, всякие подозрения, в особенности клятвы злостные: „ибо всяк клевещущий на брата своего человека — убийца есть. А в миролюбии пребывающий чудотворец есть“». «Блаженни миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся», — призывал известный старец Гавриил в одном из своих писем к насельницам Марфо-Мариинской обители. — «Поэтому нужно быть осмотрительну, смотреть всякому свои недостатки и быть послушным; „смиряй себя вознесется“. Стараясь быть участниками Его страданий, тогда и будем участниками славы Его. Умертвим все в себе страсти, похоть очей, всякую злобу, не будем завидовать другим, удержим язык свой от клеветы и осуждения. Возьмем всякий крест свой и последуем за Иисусом: итак, все заключается в кресте и все состоит в смерти.

Нет другого пути в жизни истинному внутреннему миру, как путь Св. Креста и непрестанного самоумерщвления. Иди куда хочешь, ищи чего угодно и сколько угодно, не найти ни на небе пути возвышеннее, ни на земле пути вернее, как путь крестный. Никто живее не чувствует страданий Христовых, как тот, кому случалось терпеть что-нибудь подобное — с решимостью смиренно нести крест.

Крест всегда есть, везде и всюду ожидает нас, и мы не можем избежать его, потому что мы сами себя не избежим и везде найдем себя».

Благодатное старчество считается одним из высочайших достижений духовной жизни христианина, ее венцом, чудесным плодом безмолвия, созерцания и постижения божественного. Оно неразрывно связано с внутренним подвигом, имеющим целью своей достижение полного бесстрастия.