Расплата за жизнь - [9]

Но его сын предложил соседке свои услуги, опустил лестницу, чтоб женщине было легче взобраться.

Дед, видя, как сын заюлил перед бабой, пригрозил ему:

— Ты полегше! Хвост перед ней не распускай. Не то расскажу твоей, как сопли развесил перед срамницей, она тебя враз ощиплет, как петуха. Станешь похожим на того, какого из котелка ошпаренным вынули. Все каталки об тебя, кобеля, обломает. Уж я ей не смолчу. Враз доложу про козла срамного! — ворчал досадливо, возмущаясь сыном. Тот смущенно краснел, виновато косился на женщину, словно извинялся перед нею за несдержанность отца.

Женщина не обращала внимания на слова деда, видимо, не раз слышала подобное в свой адрес.

Распихав сумки в верхнем багажнике, села к окну и, попросив у проводницы чаю, пила его неторопливо.

— Вы в Москву едете? В Ростове живете? — засыпал ее вопросами сын старика.

— Я военврач. Живу там, где нужна! Где меня ждут, — ответила сухо.

— Ну да, врач! Если она врач, я — сенатор! Или как его — президент! Да кто ж такую к больным пустит? Они ж там враз помрут от удивления и стыда за баб! — язвил дед.

— Врачи в больнице в халатах работают, из-под них ничего не видно! — вступился сын за попутчицу.

— Нас не по одежке, по результатам ценят. Чем больше выжило, тем лучше врач! — ответила деду.

— Вы по какой специализации работаете? — поинтересовался Сашка.

— Хирург! А точнее — хирург-травматолог!

— Трудная у вас работа. И где же довелось практиковать?

— В Карабахе! А до этого — в Тбилиси, в Молдавии! Короче, там, где людей опалила война. Туда нас посылают. Была в Армении. Спасали выживших после землетрясения. Хотели в Сумгаит отправить. Но там без нашей бригады управились. Теперь уж и не знаю, куда забросят.

— И давно в военврачах? — полюбопытствовал Потапов.

— Уже десять лет.

— В Афганистане были?

— Пришлось! — потемнели глаза. Женщина сжалась в комок, замкнулась.

— Родные у вас есть?

— Конечно. Как у всех нормальных людей. Дочка в третий класс пойдет. Муж тоже врач. Вместе работаем. Мать с отцом. И даже свекровь имеется. Я к ней в отпуск ездила. В Ростов. Месяц с нею жила. Хорошая она женщина. Умная. И руки золотые. Все умеет. И шить, и вязать, и готовить. А главное — характер у нее добрый. Все понимает. Никого не судит. Плохого слова никому не скажет. Редкий человек! Нашила всяких платьев, костюмов. Едва глянула на наши фотографии, сказала: «Видно, устала ты от военной формы? Столько лет не снимая! Переоденься! Стань снова женщиной! Отдохни от памяти, от работы. Почувствуй себя снова девчонкой! Перестань хоть на время отпуска жить солдатом. Не сокращай себе жизнь. Я хочу чтоб ты жила долго и родила бы еще не меньше троих внуков!»

— Мудрая женщина! Вам и впрямь повезло. Как верно и тонко подметила. С такими матерями светло и легко живется! — сказал Потапов.

Старик сидел на полке в углу, молчал.

— А я как раз из Сумгаита возвращаюсь. Теперь там тихо. Навели порядок. Но случившееся не забыть…

— Вы тоже врач?

— Нет. К медицине никакого отношения не имею. Но жена — врач. Гинеколог.

— Вы долго в Сумгаите жили?

— Восемь лет… Теперь в Россию направили. На родину вернули. Даже не верится в это счастье! — признался Сашка.

— Ох, как я мечтаю о том! Мне после Афгана обещали место в госпитале. В Ленинграде. И мужу Но сорвалось. Снова послали в «горячую точку». А все потому, что немногие умеют работать в военно-полевых условиях, под бомбежкой. Требуют клиники, аппаратуру, лаборатории. А где их взять на войне?

— Рисковать не хотят собою. Боятся. Вот и ищут причины! Под обстрел не каждый голову сунет. Измельчали люди! — согласился Потапов.

— Скажите, Ирина, а не довелось ли вам случайно, встретиться в Афгане с кем-нибудь из моих братьев? Четверо там погибли. На всех похоронки пришли, — назвал фамилию и имена сын старика.

— Знаете, Василий, каждый врач помнит человека не по имени и фамилии, а по болезни, по ранению. У нас своя, профессиональная, память. Но вы говорите к тому же о погибших. Я к ним не имела отношения.

— Может, спасать привелось? — подал голос дед.

— Да разве в том состоянии, когда ко мне на стол попадали, помнили имена? Да и мне не до того было. Помогать надо срочно. Формальности не для военных условий.

— А многие умерли у вас на столе?

— Конечно, случалось. Но в том не моя вина. Ранения были слишком серьезными. Но даже при самом тяжелом пытались спасти человеку жизнь.

— Скажи, а правду говорят, что иногда ошибались? И на живого присылали похоронку? — спросил старик.

— Это не мой вопрос! Я похоронки не отправляла никому. Я делала все, чтобы их было меньше.

— К соседям нашим, в Батуми, пришла похоронка на сына. Они его оплакали, девять и сорок дней отметили. Потом и годовины. А он через три года вернулся. Живой! В плену был. Мать, как увидела его на пороге, поначалу обомлела. Испугалась до смерти, что покойник на своих ногах в дом воротился. Заблажила на весь дом, на всю улицу. А сын ее стоит, ничего не понимая, с чего это мать заходится? Хорошо, отец вскоре пришел. Увел в дом. Быстрей всех опомнился. А сын его потом много чего рассказал про Афган. Вот я и думаю, может, и мои вот так же в плену маются? И воротиться нет возможности. Не отпускают их бандюги…