Расплата - [79]

— Надеюсь, что все когда-нибудь прозреют, — пробормотал он себе под нос.

Кельтум с негодованием вскинула голову, ноздри ее раздувались, и Билл опять насторожился.

— Вот видите! Вы не можете удержаться от насмешки! Ведь не можете? Конечно, это легче, чем попытаться уразуметь: то, что делает имам Бухила, перевернет мир. А он видит истину. Многие годы нам втолковывали, что мы должны слиться с французами. Что ж, мы пытались и обнаружили, что это обман. Имам доказал нам, что слияние с французами — иллюзия, бегство от решения наших насущных проблем. Мы всегда будем мусульманами и должны действовать как мусульмане. И незачем нам учиться жизни у христиан! — Ее горящие глаза буквально обжигали его лицо. — К тому же мы поняли, что народ, с которым мы пытались слиться, не хочет нас!

Билл переступил с ноги на ногу, он с трудом выносил ее напряженный взгляд. Пока он подыскивал убедительный ответ, Кельтум снова заговорила.

— Западное общество хочет лишь одного: чтобы мы перестали уважать себя! Имам вернул нам самоуважение. — Она протянула руку и коснулась его рукава. Этот ее жест совершенно потряс его. — Вы можете понять это, Билл? Можете?

— Да, — кивнул он. — Думаю, что могу.

Ее лицо благодарно просияло.

— А для Ахмеда это было проблемой, я уверена. Не знаю почему, но он ненавидел себя.

— Как воспринял Бухила измену Ахмеда?

Она смущенно опустила глаза, словно ответ Бухилы был секретом и она боялась выдать его, считая это предательством.

— Он был разгневан. На самого себя. Из-за того, что обманулся в нас.

— А на кого же еще злиться, — кивнул Билл. — Не мог же он радоваться, что упустил Ахмеда из своих когтей.

Кельтум вскинула на него глаза, лицо ее вытянулось, казалось, она вот-вот расплачется.

— Он пытался помочь ему. Ахмед странно вел себя, очень похудел. Можно было подумать, что он на краю катастрофы. Имам сделал все что мог, каждый день звонил ему, приходил в его салон, а Ахмед выгонял его оттуда. — Слезы полились из ее глаз, оставляя темные пятна на кремовой ткани блузки. — О, Билл, его что-то грызло, понятия не имею, что это было — вина, может быть, стыд… Это было внутри, в нем самом.

Последних слов из-за всхлипываний почти не было слышно. Несколько секунд Билл стоял неподвижно, потом положил руки ей на плечи и привлек к себе. Нежно, осторожно, опасаясь новой вспышки гнева. Но Кельтум, всегда такая застенчивая, на сей раз даже позволила своей головке отдохнуть на груди Билла, и он, глядя на ее макушку, чувствовал, как теплые слезы просачиваются сквозь ткань его рубашки, и боялся пошевелиться, не осмеливаясь обнять ее. Наконец она выплакалась, и тогда он тихо сказал:

— Пожалуйста, пообещайте помочь мне разобраться, что же с ним случилось!

Израильский посол вместе с другими сотрудниками сидел в тесном кабинете напротив белокурой женщины, неловко примостившейся на краю письменного стола. Он поднял руку, пытаясь привлечь к себе ее внимание, но в этот момент зазвонил один из телефонов. Блондинка, кивнув, извинилась и взяла трубку.

Если верить табличке на двери кабинета, она была заместителем атташе по культуре, но на самом деле работы едва хватало для самого атташе, томного молодого человека, трудившегося в соседнем кабинете. А женщина в действительности была начальником парижского бюро Моссада.

Она прижала трубку к уху, послушала несколько минут, улыбнулась, положила трубку на рычаг и обратилась к послу:

— Вы что-то хотели мне сказать, Ариэль?

— Ну конечно! Вы запустили в ход всю эту машину, взбаламутили всех и каждого, а мы даже не знаем точно, появится ли он у нас вообще. Я не получил никакого подтверждения, я…

Женщина постучала пальцем по трубке.

— Я только что получила подтверждение. Он будет здесь через пятнадцать минут.

— Через четверть часа! — чуть не задохнулся от негодования посол. — А я сижу здесь и слушаю вас. — Он вскочил, озабоченно посмотрел на часы. — Я уже не успею никого послать в аэропорт! Как могли ваши люди…

— Успокойтесь, Ариэль! — улыбаясь, прервала его женщина. — Через пятнадцать минут он будет здесь. В этом здании.

Широко раскрытые глаза посла впились в ее лицо.

— Вы хотите сказать, что он уже во Франции?

Она взглянула на часы.

— Уже более трех часов.

— Невероятно! Но он же не значится в сегодняшних списках лиц, требующих особого попечения.

— Париж совсем размягчил вас, Ариэль. Неужели вы думаете, что эти списки и в самом деле кому-нибудь обеспечивают безопасность? Мы доставили его не в Париж, а в Лион. На самолете компании Орион Ойл, — сверкнула она глазами.

— Орион? — еле слышно прошептал изумленный посол. — Господи помилуй! Вы привезли Дана Брукнера на самолете ливийской нефтяной компании?

— Ловко, а? — Женщина довольно кивнула. — Вот и вас мы тоже одурачили. — Улыбка исчезла, теперь она обращалась ко всем остальным, явно игнорируя несчастного посла. — Он сел в самолет на Мальте. Единственный член экипажа, кто его видел, — наш человек. Во Францию он прибыл по бельгийскому паспорту. В шляпе, с контактными линзами вместо этих его пуленепробиваемых очков, которые он обычно носит. Проверявший паспорта чиновник и пару раз на него не взглянул. За этими дверями ни одна живая душа во Франции не знает о его приезде. — Она оглядела дюжину сидевших перед ней мужчин и женщин. — Так должно быть и дальше. Никаких разговоров по секрету с приятелями или приятельницами, даже если они наши работники. Ясно? — Она посмотрела на каждого в отдельности и убедилась, что все ее правильно поняли. — Хорошо. А теперь послушайте, какая нам предстоит работа. Он остановится в нашем посольстве. Двадцать пятого вечером, без четырех минут девять, вертолет перенесет его отсюда прямо в укрепленное помещение, всего в нескольких метрах от трибуны. Как только окончится парад, этот же вертолет доставит его прямо в аэропорт Ле Бурже. Там будет ждать наш самолет, и он полетит домой. Не исключено, что остаток ночи он проспит уже в своей собственной постели.