Расплата - [23]

– Оставалось еще много техники, ценного авиационного имущества, – отвечал Ланской, дипломатично не раскрывая всей правды. – Вот мне и поручили обеспечить эвакуацию всего без остатка. Наджибулла и так нам слишком много должен. А от нового правительства ждать возврата его долгов и имущества, как вы сами понимаете, не приходится.

– Допустим, что так. Но почему вы продолжаете летать, участвовать в военных операциях? За это мы можем вас наказать.

– Ваше право. Я этого не отрицаю, – спокойно согласился Ланской. – Только будь вы на моем месте, стали бы спокойно смотреть, как гибнут бывшие союзники? Я только спасал людей. У них вертолетчиков не хватает. А в боевых действиях не участвовал с момента приказа Горбачева вывести войска.

Вот почему особых претензий Абдулла к подполковнику не имел, а на центральную базу перевел, чтобы кто-нибудь за его спиной не договорился с русскими о выкупе и не добрались до него спецслужбы.

Ланской находился под домашним арестом, бдительно охранялся, но условия ему предоставили соответственно положению. Ни в чем нет отказа, – за исключением свободы. Разрешили даже пешеходные прогулки – в сопровождении охраны.

Он любил общение, интересовался местной жизнью и свежими новостями, и ему не препятствовали. Ведь война с русскими окончена.

Появление в лагере Ланского возродило надежду Михаила на освобождение. Сердце подсказывало, что судьба дает ему еще один шанс. У него созрел новый план побега.

В семи километрах от центральной базы был небольшой аэродром, использовавшийся как местная точка сельскохозяйственной авиации. Пакистанские власти его не охраняли; там работали только служащие авиакомпании, выполнявшие обработку полей с воздуха по заказам землевладельцев.

– Интересно, а почему не слышно, как летают самолеты с нашего аэродрома? – полюбопытствовал между делом Михаил у всезнающего Али. – Он что, не действующий?

– Это почему же? – возразил тот. – Нормальный аэродром. Вот весной летали и чего-то удобряли, а в июле отраву против саранчи разбрасывали.

– А сейчас почему не слышно?

– Говорят, компания обанкротилась – заказов мало. А может, техника подвела, – предположил Али и добавил: – Хотя вряд ли. Они «Ан-2» у русских всего год назад купили. Совсем новая машина.

«Значит, „Ан-2“. Нужно проверить, в порядке ли. Не может быть, чтобы Ланской не справился с такой простой машиной. Летать учился на подобных», – решил Михаил и начал действовать.

Выяснив детально порядок хранения и заправки горючим, количество и функции служащих аэродрома и убедившись в исправности самолета, он счел, что пора установить контакт с Ланским. Михаил часто видел его во время прогулок, но заговаривать не решался, чтобы не возбудить подозрений. Несколько раз ловил на себе враждебный взгляд Ланского – тот, очевидно, считал его предателем.

Разговор предстоял трудный, но иного пути нет и Михаил решился. Подстроив так, чтобы часовой, заступавший на ночь, получил небольшую порцию снотворного, он подождал, когда тот уснет, и бесшумно проник к Ланскому.

Подполковник уже улегся в постель, но не спал и при слабом свете лампы пытался читать газету на английском языке. Чтобы не пугать его, Михаил слегка постучал в дверь, а когда тот отложил газету и поднял глаза, выступил вперед.

– Ради бога, извините, Владимир Георгиевич, за вторжение. У меня не было другой возможности с вами поговорить. Времени у нас мало. Часовой поспит еще минут сорок, не больше.

Ланской, человек умный, лежал никак не реагируя. «Если это провокация, еще успею что-нибудь предпринять, а пока послушаем молодца», – подумал он, не слишком беспокоясь о последствиях.

– Вам трудно поверить; я понимаю, что обо мне можно думать, но все равно скажу: с первого дня плена не переставал мечтать об освобождении.

Михаил судорожно вздохнул, справляясь с охватившим его волнением, и, глядя в глаза Ланскому своим прямым, честным взглядом, продолжал:

– За несколько лет неволи у меня была только одна реальная возможность сбежать, и то она лопнула. Я не мог безрассудно рисковать. Меня в Москве ждут больная мать и невеста. Когда-нибудь я все расскажу, и вы мне поверите, потому что это правда.

Он снова прервался, собирая в кулак всю свою волю, и решительно заявил:

– Но сейчас я пришел не для разговоров! У меня есть конкретный план нашего спасения. Я разработал его детально. Неподалеку, на местном аэродроме, стоит «Ан-2». Я обеспечу его готовность и полную заправку. Подумайте, куда мы сможем перелететь и как безопасно добраться. Связь со мной не держите и не заговаривайте. Послезавтра я сам приду к вам в это время. А сейчас, простите, пойду следить за часовым. Никто не должен заметить, что он не в порядке!

Михаил повернулся и так же бесшумно, как появился, выскользнул из дома. Подождал, пока проснется часовой, и только тогда отправился спать.

Владимир Георгиевич Ланской поверил Михаилу и начал подготовку к побегу из плена. Да и какой ему смысл не верить? Кому нужно губить его таким образом? А альтернатива побегу – лишь безрадостное, неопределенное пребывание в плену. Если его до сих пор не выкупили и не обменяли, почему он должен верить, что о нем вспомнят те, кто послал его «помогать» чуждому, враждебному народу?