Расплата - [215]

Они шли по пустой дороге, окруженные кукурузными полями. Дождя не было, солнце зашло, темнело, и грусть объяла траву и землю. Резико не думал о брате, не жалел его, не было жаль и себя, но чувствовал, что жгучая ненависть не заглушила захлестнувшую его душу боль, когда он избил брата. Кому он теперь мстил? Омари, самому себе? Жизнь часто поворачивает так, что, как бы ты ни бился, ничего не можешь изменить. Резико был не в силах это понять. Но все ополчало его против Омари, и он шел за ним, постепенно нагоняя, и старался собрать все свои силы для новой драки. Наконец Омари надоело спиной ощущать врага, и он остановился.

— Чего ты от меня хочешь, чего ты привязался? — завопил он.

Резико был доволен, что Омари остановился. Теперь появилась возможность догнать его, не расходуя даром силы. Он весь подобрался, медленно, напряженно надвигаясь на Омари.

— Скажи, что тебе от меня надо? — надломленным голосом спрашивал Омари пятясь. Резико подошел совсем близко, прыгнул, размахнулся, но ударить не смог, Омари успел увернуться. Потом они столкнулись, сплелись и долго били друг друга: Резико молча, с остервенением, Омари — истерически крича. Резико шатало от ударов, но он шел напролом и смотрел врагу в глаза, а того уже мутило от страха и отчаяния; и Резико, худой, избитый, в крови, со спутанными волосами, исцарапанными плечами, но уверовавший в победу, наступал и наступал, несмотря на боль и удары. Они долго били друг друга кулаками, ногами, локтями, головой и наконец оба выдохлись. Усталость приглушила злобу. Враги стояли в двух шагах один от другого, в синяках, тяжело дыша, и смотрели друг на друга исподлобья. Было совсем темно, и ночь в этом пустынном поле была страшна, как последние минуты жизни. Они стояли друг против друга, а вокруг расстилалась нестерпимая темнота.

— Слушай, объясни, что ты от меня хочешь? Что ты прицепился ко мне? — со слезами в голосе спросил наконец Омари.

— Почему ты топил в реке моего брата?

— Какого брата?

— Такого. Рыжика.

— Рыжика?

— Да, Рыжика.

— Я совсем не топил, я просто бросил его в воду.

— Зачем бросил?

— Я не знал, что он твой брат.

— Не знал! А чужого, значит, можно? Я тебя придушу сейчас!

— Кого это ты придушишь, собака?!

— Уверен, что не придушу?

Резико медленно наступал, Омари пятился.

— Я тебе говорю, не доводи меня! — просил Омари, и голос его звучал все отчаяннее. — Отстань, а то убью.

Резико, не слушая, ударил его головой в грудь. Омари пошатнулся, но все-таки успел пнуть Резико ногой и отскочил.

— Отвяжись! — закричал он.

Резико по-прежнему в упор смотрел на него, и ничего нового не выражало его лицо.

— Я не знал, что он твой брат! — вопил Омари.

Резико стоял перед ним чуть пригнувшись, готовый броситься снова.

— Если бы я знал, что он твой брат, я бы его пальцем не тронул! — слезы закипали на глазах у Омари. — Хватит, прости!

— Прощения просишь, — сказал Резико.

— Да! Прошу! Извини! — всхлипывал Омари. — А то убью, отвяжись!..

— На коленях попросишь, тогда отстану…

— Не встану на колени.

— Встанешь.

— Не встану! — заорал Омари.

— Встанешь, — повторил Резико.

— Не встану, не встану, не встану… Не встану на колени! — кричал Омари и вдруг заплакал. Он бил себя по лицу кулаками и ревел. — Не встану, отстань, отстань, а то убью!

Резико стоял и смотрел. Он понимал, что все кончилось. И удивлялся, что радость не приходила. Наоборот, душа ныла еще сильнее, и он не знал отчего. Так уж случилось, и он не мог понять, что еще делать. Он стоял растерянный и смотрел на ревущего Омари, который бил себя кулаками по лицу и кричал:

— Говорю тебе, отстань!.. Отстань, а то убью!.. Убью, говорю!..

Было темным-темно. Откуда-то издали донесся гудок паровоза, и снова тишина. Медленно шел Резико домой, дома его ждали бабушка и маленький брат, которого он утром избил беспричинно, а потом и чужие добавили. Снова гнетущая тяжесть на душе. Победа, одержанная ненавистью, не принесла облегчения. Месть не изменила ничего. Все осталось по-прежнему. От этого щемило душу, и Резико понуро брел в густой темноте. Не совсем ясные, мучительные думы не давали покоя, но пока еще не сознавал Резико, что существует беспричинная несправедливость, когда жизнь иной раз тащит тебя туда, куда тебе не хочется, заставляет делать то, чего бы ты никогда не стал делать по своей воле. И после всего совершенного насильно остается в твоей душе вечная боль, от которой никогда не избавишься. Она будет карать тебя вечно. Поэтому не вреди никому, кто такой же, как ты сам.

Резико был еще ребенком и, конечно, не думал именно так, это ему еще предстояло осмыслить. Не мог он постигнуть сущность того, что его угнетало. Он возвращался домой, а мир вокруг был бескрайний и черный, как безутешная тоска.

1963

Перевод В. Федорова-Циклаури.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ЖАЖДА Гурам Гегешидзе — ИДЕИ И ГЕРОИ

Гурам Гегешидзе принадлежит к тому поколению грузинских писателей, что начало свой путь в литературу в шестидесятых годах. Путь этот известен: сначала студенческий альманах, выпускаемый в стенах Тбилисского государственного университета, затем молодежный журнал «Цискари», щедро отдавший им свои страницы. Почти все вещи Гегешидзе, вошедшие в эту книгу, написаны именно в шестидесятые годы — исключение составляют лишь рассказ «Апрель», созданный в 1971 году, и роман «Гость» — последнее по времени произведение, переведенное на русский язык, увидевшее свет в 1979 году на страницах журнала «Литературная Грузия».