Распад империи Александра Македонского - [11]

Итальянский историк М. Фонтана считает, что поведение Пердикки за короткий срок его правления показывает, что он хотел лишь остаться арбитром положения после отъезда Леонната и Кратера в Европу. Он вел мудрую политику наведения порядка и консолидации. Источники дают нам доказательства дальновидности и стойкой выдержки Пердикки. Обвинение Пердикки в злоупотреблении властью с намерением захватить трон, которое содержится у Диодора, кажется М. Фонтана полностью необоснованной версией, которая идет от Антигонидов, заинтересованных прежде всего в том, чтобы Антигон Одноглазый предстал не как зачинатель первой войны между диадохами, а как тот, кто своим поведением сохранил монархию Аргеадов от серьезной опасности. М. Фонтана считает Пердикку тонким и дальновидным политиком, способным обеспечить империи определенную устойчивость и расцвет даже без Александра. Но ему лишь на время удалось приглушить обиды и честолюбие остальных диадохов. Это равновесие рухнуло под напором клеветы и своеволия врагов, прежде всего Антигона.

Правильно определив роль Пердикки как защитника целостности государства, М. Фонтана, однако, в целях идеализации этого деятеля отрицает его стремление к царской власти. Пердикка только выполнял волю Александра, уважал наследника, сохранял для него империю и потому довольствовался должностью хилиарха. С подобным утверждением плохо согласуются факты отказа хилиарха от управления одной из сатрапий, сохранение за собой командования царским войском, план брака с сестрой Александра. Вся история нескольких лет регентства Пердикки показывает, что он не был твердым самостоятельным политиком. В новых условиях, требовавших самостоятельного действия, он не проявлял больших способностей политического деятеля и военачальника, не смог понять существа изменения исторической ситуации. Желание быть первым среди македонских полководцев и сохранить за собой власть в единой империи, прямолинейность и грубость методов правления предопределили его полный крах.

Другим представителем этой тенденции был Эвмен из Кардии во Фракии, жизненный путь которого из всех диадохов изучен лучше всего. Это привилегированное место в античной историографии, как известно, есть результат восхищения, которое испытывал к нему его соотечественник, кардийский историк Иероним. Традиция, показывая благородство души Эвмена, сочувственно описывает его и делает главным историческим лицом тех лет. Выходец из семьи бедного херсонесского возчика, Эвмен сумел получить хорошее воспитание, преуспеть в науках и телесных упражнениях. Плутарх рисует нам «портрет» Эвмена, если не совершенно точный, то, по крайней мере, очень живописный. Он обладал приятной наружностью, был моложав, строен и на редкость соразмерно сложен. Плутарх сравнивал его со статуей, выполненной по всем правилам искусства. Он хвалит его привлекательные, утонченные манеры, которые сильно контрастировали с грубостью многих македонских командиров. Царь Македонии Филипп II, посетив Кардию, увез его с собой после того, как увидел в состязаниях подростков, где Эвмен отличился ловкостью, смелостью и сообразительностью. Он был секретарем царя еще в конце правления Филиппа II и обнаружил выдающиеся административные способности и гибкий ум. Эти качества по заслугам были оценены Александром. Об этом свидетельствует не только наделение Эвмена ответственными полномочиями, но и тот немаловажный факт, что в Сузах македонский царь женил его на сестре своей персидской супруги Барсины, чем лишний раз выказал свое благорасположение к верному соратнику, хотя тот был не македонянин, а грек.

Эвмен являлся личным секретарем Александра, его архиграмматиком, главным писцом при македонской армии; во время похода в Индию был назначен полководцем с правом самостоятельного командования. Когда Пердикка заменил умершего Гефестиона, Эвмен принял от первого должность начальника конницы. Как глава царской канцелярии, администратор и храбрый полководец, он, безусловно, пользовался почетом и доверием царя, был отлично осведомлен обо всех намерениях последнего и всемерно поддерживал их.

В ближайшем окружении Александра Эвмен не уступал никому ни умом, ни преданностью, среди виднейших македонских вождей он находился на равном положении, тем не менее среди знатных македонян всегда считался пришельцем и чужеземцем. Его окружало много явных врагов и тайных злоумышленников. Он неоднократно признавался, что чувствует себя окруженным дикими зверями. Поэтому вряд ли можно согласиться с утверждением М. Фонтана, что своим характером и умом Эвмену удалось завоевать «почет и уважение других вождей». Именно его характер и ум, его выдающиеся административные и военные способности вызывали раздражение и ненависть у последних. Македоняне отнюдь не смотрели на него как на равного, и в этом, может быть, была одна из причин упорной верности Эвмена делу царей, которые олицетворяли единство. Его судьба была связана с Македонской династией, которой он многим обязан и которая защищала его от неприязни надменных македонян.

При жизни Александра эта явная ненависть против Эвмена сдерживалась авторитетом царя, но когда его не стало, Эвмен испытал на себе все ее тяжелые последствия. Это проявилось с первых самостоятельных шагов диадохов. Уже при первом распределении сатрапий в Вавилоне Эвмен получил земли, которые еще надо было завоевать, а во время второго распределения сатрапий в Трипарадисе он вообще был лишен каких-либо сатрапий и практически остался не у дел. По выражению А. Б. Рановича, он превратился в странствующего рыцаря, искателя приключений, опиравшегося на поддержку случайных военных отрядов. Его усилия были беспредметны, направлены к неопределенной цели и служили, в конечном счете, беспринципным интересам и капризам его солдат. Далеко не все в этой характеристике известного советского ученого соответствует действительности. Эвмен не был странствующим рыцарем, как не был и искателем приключений, его войско состояло не из случайных отрядов, его интересы не были беспринципны. Он имел определенную идею и ясную цель, хотя эта идея и эта цель были утопичны в своей основе. В этом и состояли весь драматизм и трагедия его борьбы.