Расмус, Понтус и Растяпа - [6]

Это была интересная идея. Чтобы узнать о коровах то, о чём они сами понятия не имеют, стоило даже опоздать на аттракционы.

– Нет, вы только представьте, когда у коровы болит желудок, она даже не подозревает, который из четырёх желудков у неё болит!

Приккен заулыбалась так, что на щеках появились ямочки:

– А то представляешь, просыпается одна корова утром и говорит другой: «Ох, как же у меня болит сычуг!»

Расмус засмеялся:

– Ага, а вот теперь ещё и рубец прихватило!

Тут в дверь постучали:

– Ох, это, наверное, Юаким! – всполошилась Приккен и принялась снимать передник.

Но это был не Юаким, а всего лишь Понтус, весёлый и краснощёкий, как всегда.

– Я не мог прийти раньше, – важно сообщил он. – Мама хотела, чтобы я сделал уроки.

Расмус взглянул на маму, которая как раз накрывала на стол к кофе:

– Надо же, мамы разные, а желания одни и те же!

– Да уж, – сказала мама и взлохматила и без того торчащие каштановые волосы Расмуса. – Но теперь можешь идти!

Расмус горячо обнял её, не стесняясь Понтуса. Он ужасно любил свою твёрдокаменную маму, к тому же и с биологией, и с немецким было покончено, и это было замечательно. А ещё лучше было то, что можно уже идти на аттракционы!

– Наша мама лучшая, мама несравненная, – пропел он.

Папа простодушно кивнул:

– Вот и я так говорю.

Понтус сунул руку в карман.

– Я уже продал хлам, – сказал он.

– И много получилось?

– Три кроны! Отлично! Живём пока! А хлама у нас ещё полным-полно.

Расмус уже бежал к двери:

– Опля, вытряхиваемся!

Но тут и Растяпа подал голос. Он с лаем запрыгал вокруг Расмуса… может, хотел, чтобы его тоже взяли с собой?

Расмус наклонился и погладил его:

– Нет, Растяпа. Ну что тебе делать на каруселях?

И Расмус с Понтусом уже были за дверью, в три прыжка прогрохотав по чёрной лестнице.

– Ну вот и ушли, – сказала мама.

– А я думала, это ушло стадо слонов, – заметила Приккен.

Глава третья

Парк аттракционов на Вшивой горке был точно сказка. Именно так – мальчишки стояли под светящейся аркой у входа, а за воротами сверкал и переливался настоящий рай. Вся площадь блестела, по старым кустам сирени были развешаны красные и жёлтые фонарики, и свет от них растворялся в тени кустов, и всё вокруг становилось волшебным, необычным и праздничным.

Кружились карусели, и свет их лампочек переплетался в фантастическом танце. На всех ларьках горели таинственные красные огоньки и манили к себе так, что удержаться было невозможно. За прилавками стояли прекрасные загадочные женщины, приглашая попытать счастья в лотерее. Кругом было столько всего! Можно было пострелять из лука или из ружья по мишеням, или прицелиться в нарисованные на шариках разноцветные физиономии. Повсюду шумел и галдел народ, и это тоже было здорово. Все толкались, смеялись, покупали лотерейные билеты, и этот гам всё время стоял в ушах, а с каруселей неслась весёлая музыка, обещавшая неслыханные удовольствия. Майский воздух был полон звуков, света, смеха и запахов, которые заставляли ликовать и стремиться к приключениям.

В стороне от сияющего весельем Вшивого рынка тихо стояли в весенних сумерках скромные, опустевшие домики. Только старики, уже забывшие, как прекрасны парки с аттракционами, сидели на крылечках, слушали доносившуюся с рынка музыку, пили кофе и вдыхали аромат сирени. И были по-своему счастливы несмотря на то, что не попали на карусели и не увидели шпагоглотателя Альфредо.

Но Расмусу и Понтусу было по одиннадцать лет, и они хотели получить от жизни всё возможное, поэтому сновали как белки в праздничной толпе, решив во что бы то ни стало потратить с толком свои три кроны. Впрочем, большую часть они уже потратили. Три кроны быстро кончаются, если сначала покататься на карусели, а потом пару раз попытать счастья. Но главное событие вечера – шпагоглотатель Альфредо – было ещё впереди.

– Не толпиться! Не толпиться! Все успеют! Новое представление начнётся через несколько минут!

У шатра шпагоглотателя стояла толстая тетенька в красном шёлковом платье и кричала во всё горло:

– Не толкайтесь! – хотя толкаться было особенно некому. Но тут на маленькой арене показался сам Альфредо, и народ сразу начал собираться вокруг шатра. Все вытягивали шеи и таращились на шпагоглотателя, который, как только что рассказала толстая тётенька, покорил своими выступлениями все европейские столицы.

Шпагоглотатель был крепкий мужчина. Он стоял расставив ноги и выпятив грудь, и, казалось, за всю жизнь не ел ничего менее железосодержащего, чем шпаги. Чёрные усы и буйная кудрявая шевелюра придавали ему иноземный и загадочный вид. Раскрасневшуюся физиономию он поворачивал к публике так дружелюбно и благодушно, словно сам не понимал, как это после всех европейских столиц его вдруг занесло представлять свою выдающуюся глотку сюда, в Вестанвик.

– Интересно, а если шпага попадёт ему не в то горло? – сказал Расмус. – Посмотреть бы, как он тогда выкрутится.

И как раз тут Понтус с изумлением обнаружил, что во всей кассе у них осталось всего пятьдесят эре, то есть ровно половина тех денег, которые нужны, чтобы попасть на представление Альфредо.

Понтус повертел пятидесятиэровик на ладони, посмотрел на него недоумённо и почесал в затылке: