Раскопки - [60]

После обеда мы с Уиллом закончили с бомбоубежищем. Когда все было готово, я пошел к Грейтли, чтобы узнать, что делать дальше. Но на этот раз ему не пришлось идти и спрашивать. Он знал и так:

– Миссис Претти просила передать, что тебе больше нет необходимости здесь оставаться, Бейзил. Она предлагает тебе собрать вещи и зайти к ней завтра в девять часов. Она хочет переговорить с тобой перед отъездом.

– Хорошо, – сказал я. – Так и сделаем.

Вещей у меня накопилось довольно много – больше, чем когда я приехал. И одежда, которую привезла Мэй, и мои записи, и книга Мэйнарда на норвежском. Но Билли сказал, что на следующей неделе поедет в Рикинг-Холл и тогда сможет завезти мой чемодан.

На следующее утро без пяти девять я покатил велосипед по гравию, а затем позвонил в звонок. Подул ветерок, и на меня полетели листья, уже засохшие и жестковатые. Грейтли открыл дверь и попросил подождать. Миссис Претти не заставила себя ждать. Она медленно шла по выложенному белой плиткой коридору, опираясь на трость.

– Без сомнения, вы почувствуете облегчение, когда вернетесь домой, мистер Браун, – сказала она, подойдя к порогу. – И я уверена, ваша жена будет рада вашему возвращению.

– Надеюсь, что так, – сказал я.

Только сейчас я заметил, что в свободной руке она держала конверт. Она протянула его мне.

– Я бы хотела, чтобы вы это взяли, мистер Браун. В знак моей признательности.

– Миссис Претти…

– Не надо, – она оборвала меня на полуслове, – это самое малое, что я могу сделать. И я хотела вам кое-что сказать. Мне кажется вполне уместным, чтобы вы узнали об этом первым. После долгих раздумий я решила передать сокровища Британскому музею. Знаю, как сильно это разочарует мистера Рида-Моира и мистера Мэйнарда, но считаю, что находка такой важности должна быть в национальной коллекции. Я также думаю, что вы должны знать, что я написала мистеру Филлипсу, сообщив ему, что ожидаю, что ваша работа получит должное признание во всех письменных отчетах о раскопках.

Поблагодарив ее, я спросил, где Роберт: я надеялся, что смогу попрощаться с ним. Но миссис Претти сказала, что он уехал накануне вечером в школу в Ипсвиче.

– Тогда, может, вы передадите ему привет от меня?

– Конечно. Уверена, ему очень жаль, что вы не смогли попрощаться.

Затем мы пожали друг другу руки. Я засунул конверт в пиджак, перекинул ногу через раму велосипеда и поехал вниз по дороге. За Рендлшемом горело поле с соломой. Столбы дыма виднелись за много миль. Чтобы остановить огонь, по краям поля проложили просеки. Тем не менее кустарники кое-где уже горели.

Горели дерево и сухие стебли. Слышалось потрескивание. Чувствовался запах горящей соломы и более глубокий и терпкий запах обугленной земли. Напуганные кролики и зайцы, спасаясь от огня, бежали по дороге прямо навстречу другому пламени. Горело все вокруг. Впереди меня дорога поднималась и исчезала в серой дымке. Я ехал по покрытому пеплом асфальту, и из-под моих колес не доносилось ни звука.

Эпилог Роберт Претти 1965 год

В течение многих лет я не возвращался в Саттон-Ху. И дело не в том, что я не приезжал намеренно; просто не было причин ехать. После смерти матери в 1942 году меня отправили в Лаймингтон на южном побережье, где я воспитывался у двоюродных братьев. Особняк Саттон-Ху тогда продали, но я сохранил за собой право на раскопки.

Прошлой осенью ко мне обратились с просьбой. Британский музей хотел вновь открыть курган следующим летом и посмотреть, не упустили ли чего-нибудь тогда. А еще они хотели составить обзор всей группы курганов. Дал ли я свое разрешение? Я охотно согласился, и работа началась в начале мая.

Однако вплоть до конца июня различные обязательства приехать мне не позволяли. Вместо того чтобы ехать в Саффолк, я решил сесть на поезд до Мелтона и пройти остаток пути пешком. Выйдя на станции, я пересек мост Уилфорд, затем повернул направо по песчаной дорожке, проходящей через лес. Справа луга спускались к краю реки. Слева поднимался лес.

Я уже почти достиг устья реки, когда вдруг понял, что ни на минуту не задумывался о маршруте, по которому иду, а ведь меня здесь не было почти двадцать пять лет. Увидев на отвесной скале над собой дом, я начал пробираться сквозь деревья. Вскоре у меня появилось странное ощущение, что что-то не так. Некоторое время я не мог понять, в чем дело. А потом понял, что вокруг больше нет кроликов. Они исчезли, предположительно из-за миксоматоза.

Подойдя к курганам, я увидел, что здесь возведено большое убежище – крыша из гофрированного железа, множество стоек и строительных лесов. Под ними снова открытый корабль. Я сразу подумал, как же сильно он отличался от того, каким я его помнил. Он лежал не ровно, а на боку, скрученный, будто страдал от агонии.

Это было вызвано рядом факторов, как мне сказали. В первые дни войны армия заняла территорию Саттон-Ху и использовала ее в качестве учебного полигона. В нескольких курганах были вырыты траншеи, а другие использовались как мишени для минометной стрельбы. Позже танки «Шерман» оставили глубокие колеи по всему полю.

Что еще хуже, корабль остался незащищенным – ничего, кроме веток и нескольких кусков мешковины, его не прикрывало. Навесы разрушились, как и верхние распорки. Вместо того чтобы пытаться сохранить то, что осталось, было решено – неохотно – раскопать корку песка, чтобы посмотреть, не погребено ли под ней что-нибудь. Но сначала с помощью парижского гипса был снят слепок. Некоторое время я наблюдал, как белые блоки гипса вытаскивали из корпуса на лебедке. Затем один из археологов спросил, не хочу ли я посмотреть на их последнюю находку. Он отвел меня к свежевырытой яме примерно в пятидесяти ярдах от кормы корабля.