Расколотый Запад - [31]
В те годы правительство США встало во главе [стратегии] нового интернационализма и в Сан-Франциско взяло на себя инициативу основания Организации Объединенных Наций. США были движущей силой институционализации ООН, так что не случайно ее штаб-квартира находится в Нью-Йорке. США впервые предложили заключить международную конвенцию о правах человека; выступили за глобальный контроль, за судебное и военное преследование нарушений прав человека; внушили европейцам, несмотря на оппозицию со стороны французов, идею политического объединения Европы. Этот период беспримерного интернационализма в следующие десятилетия вызвал волну международно-правовых инноваций, которые хотя и были блокированы во время «холодной войны», однако после 1989 года в той или иной мере нашли применение. К этому моменту вопрос о том, вернется ли оставшаяся единственной сверхдержава к своей ведущей роли в строительстве космополитического правового порядка или выберет имперскую роль доброго гегемона «по ту сторону международного права», еще ни в коей мере не был решен.
Джордж Буш, отец нынешнего президента, имел другие представления о мировом порядке, нежели сын, — правда, они не были ясно очерченными. Односторонность образа действий нынешнего правительства [США] и репутация его влиятельных неоконсервативных членов и советников напоминают о предшественниках, об отказе от соглашения по климату, от договоренности об атомном, биологическом и химическом оружии, от конвенции о сухопутных минах, от протокола соглашения о так называемых детях-воинах и т. д. Но Каган стремится внушить представление о непрерывности [политики]. Вновь избранное правительство Буша-младшего продолжило вполне определенный отход от интернационализма: неприятие учрежденного Международного уголовного суда — нечто больше, чем правонарушение в рамках терпимого. Однако агрессивную маргинализацию ООН и бесцеремонное пренебрежение международным правом, чем грешит нынешнее правительство [США], не стоит представлять в качестве последовательного выражения главных констант американской внешней политики. Это правительство, декларирующее своей целью соблюдение национальных интересов, явно выстрелило мимо цели, и его могут не переизбрать. Почему уже в следующем году его не может сменить другое правительство, уличая Кагана во лжи?
В США «война против терроризма» превратилась в «войну против гражданских свобод» и отравила правовую инфраструктуру, благодаря которой и существует живая демократическая культура. Оруэлловский «Patriot Act» — это пиррова победа, в которой мы побеждены вместе с нашей демократией. Нанесла ли «война против терроризма» такой же урон Европейскому союзу? Или опыт терроризма 70-х годов создал у европейцев иммунитет и они не готовы платить гражданскими свободами за безопасное государство?
Я думаю это не так. В ФРГ осенью 1977 года реакция была довольно истеричной. К тому же сегодня мы сталкиваемся с другим видом террора. Я не представляю себе ход событий, если бы башни-близнецы были разрушены в Берлине или Франкфурте. Конечно, принятый и у нас после 11 сентября «пакет безопасности» не имеет того удушающего охвата и того размаха противоречия с конституцией, как устрашающие «упорядочивания» в Америке, которые мой друг Рональд Дворкин так недвусмысленно проанализировал и высмеял. Если в этом отношении и существует различие в образе мыслей и практике по обе стороны Атлантики, то я бы скорее искал его в контексте исторического опыта. Наверное, очень понятный шок в США после 11 сентября был сильнее, чем он мог бы иметь место в привыкшей к войнам европейской стране, — но как это можно проверить?
Патриотическое бурление, которое последовало за шоком, — очевидно американского свойства. Однако причину ограничения основных прав, о которых вы упомянули, — нарушение Женевской конвенции в Гуантанамо, учреждение Homeland-Security-Departmens и т. д. — я бы искал в другом. Милитаризация жизни в стране и за ее пределами, воинственная политика, которая заражается методами противника и в одно мгновение возвращает на арену мировой политики Гоббсово государство, хотя, казалось бы, глобализация рынков совсем вытесняет политический элемент на периферию, — все это вряд ли получило бы поддержку у большинства политически просвещенного американского населения, если бы правительство не воспользовалось шоком И сентября, сея страх и неуверенность — прессингом, циничной пропагандой. Европейского наблюдателя и обжегшихся детей вроде меня это систематическое запугивание, одоктринивание (Indoktrinierung) населения, ограничение спектра дозволенных мнений в октябре-ноябре 2002 года, когда я был в Чикаго, сбивало с толку. Это больше не была «моя» Америка. Потому что мое политическое мышление формировалось с возраста 16 лет — благодаря разумной reeducation-policy[33] оккупантов — на американских идеалах конца XVIII века.
В вашем выступлении на пленарном заседании Всемирного философского конгресса в Стамбуле в этом году вы сказали, что в условиях постнациональных констелляций международная безопасность подвергается новым угрозам с трех сторон: со стороны международного терроризма, криминальных государств и новых гражданских войн, возникающих в распавшихся государствах. Меня в первую очередь интересует, представляет ли собой терроризм нечто такое, чему демократические государства могут объявить войну?
