Расколотый мир - [15]

Но вместо этого я шагаю вперед и ловлю его глаза, прежде чем дернуть головой в сторону коридора. Закругляйся ты мне нужен.

Он удивленно открывает рот, и на лице появляется облегчение. Даже какая-то часть Шона думала, что Макбрайд может быть прав, и я, возможно, в опасности. Он кивает, и я прислоняюсь к стене, чтобы дать отдохнуть ноге, пока я слушаю конец сказки.

— Так Ойсин ненадолго линяет домой на шаттле в Ирландию, а Ниама предупреждает его, что если он выйдет из своего корабля и коснется земли, он никогда не сможет вернуться. Единственное, что ему нужно сделать, это убедиться, что он не прикоснется к земле. Так что же делает этот дурачок? Он может и ленив, чтобы постирать свое белье, но он не может удержаться от хвастовства. Он забывает — или он не слушал, как некоторые люди, которых мы знаем, так ведь, Кабхан? — и выскакивает из шаттла, чтобы помочь парням передвинуть камень. И дальше он попадает на траву… — Шон замолкает, а дети наклоняются, а затем резко отскакивают назад, когда он хлопает в ладоши. — БАМ! Триста лет догоняют его, и он мертв как солдат в одиночном патруле. Таким образом, мораль этой истории такова: всегда убирайте после себя, и, конечно, никогда не убирайте за кем-либо еще. Это может быть смертельно опасно. Теперь, с глаз моих долой, прежде чем я спрошу, кто сделал свою домашнюю работу. — Они разбегаются, и он поднимает Фергала на руки с легкомысленной уверенностью, что освободился от всех них. Он находился у него полтора года с тех пор, как его брат и невестка погибли в рейде.

— Я почти уверен, что не было морали, когда мы изучали ее, — говорю я.

Он ухмыляется, не раскаявшись. Вот такой Шон — всегда усмехающийся, гладкий, как шелк.

— А должна была. Я так понимаю, ты испортил последнюю тактику Макбрайда? — Фергал тянется, чтобы схватить Шона за лицо, пытаясь с большой решимостью осмотреть внутри его ноздри.

— Ну, на текущий момент.

Шон наклоняется, чтобы забрать любимую игрушку племянника, странное, пухлое существо с крыльями и хвостом по имени Томас. Я никогда не был уверен, что такое Томас, но я знаю, что он сшит из одной из старых рубашек брата Шона, и Фергал никуда не уйдет без него. Умиротворенный, Фергал положил голову на плечо Шона, пока его дядя произносит.

— Я пыталась связаться с тобой, но ты не ответил. Полагаю, что сегодня было слишком много помех.

Наши радиостанции почти никогда не работают из-за атмосферы Эйвона, но не из-за этого я не ответил.

— Спасибо за попытку. Не волнуйся, я справлюсь с Макбрайдом.

— Ясного неба, брат, — таким образом он желает мне удачи. На Эйвоне никогда не бывает ясного неба, ни синего, нет и звезд. Но мы не теряем надежду, и мы используем эти слова, чтобы напомнить себе, что однажды появится чистое небо.

Я немного поворачиваюсь, чтобы он не увидел окровавленный бинт на штанине, с ярко-розовым сувениром от Ли Чейз. Я попрошу его вытащить его позже, но сейчас у нас есть более насущные проблемы.

— Забудь удачу. У нас нет времени ждать ясного неба. — Я наклоняю голову, чтобы поймать глаза племянника. — Фергал, иди в кроватку спать, мы придем и уложим тебя в ближайшее время. Мне нужна помощь твоего дяди.

Шон смотрит вниз на дно курраха, замолкая от ужаса.

— Флинн Кормак, иди ж ты. Макбрайд устроит вечеринку и использует ее голову в чаше с пуншем.

— Это возможность, Шон. Если военные когда-нибудь будут торговаться за кого-то, то это именно она. Если мы будем играть по правилам, мы сможем обменять ее на медикаменты, возможно, на некоторых наших людей у них в камерах… возможно, даже сможем иметь рычаги воздействия на планетарный обзор, который должен скоро пройти.

— Или она могла бы рассказать всем, кто ты и как ты выглядишь, и куда звонить, если они почувствуют желание сделать визит.

— Она не знает. — Я позволяю себе ухмыльнуться. -

Справедливости ради надо сказать, что она не совсем добровольно помогла управлять куррахом, направляясь сюда. Она ничего не видела, и мы можем сделать так же, когда она покинет нас.

— Ты, должно быть, шутишь. Флинн, это Ли Чейз. Мы не можем позволить ей вернуться. Думаешь, она не сможет рассказать им о тебе?

— Думаешь, я позволил ей просканировать свой генный маркер? — прерываю его я. — Я не сказал ей свое имя.

— Они никогда не обменяют ее. Они не торгуются. Макбрайд сказал бы, что такая просьба заставила бы нас выглядеть слабыми.

Слабыми. Почему это слабость — хотеть поговорить, прежде чем кого-то убить?

— Макбрайд не узнает.

— Ты серьезно думаешь, что есть шанс, что они нас послушают?

— Я серьезно думаю, что мы их спросим. Теперь помоги мне отнести ее куда-нибудь подальше, пока она не очнусь.

Мы вместе вытаскиваем ее со дна курраха, накидывая куртку на ее плечи, чтобы скрыть униформу. Я думал, что она будет мешать, но то, что лишило ее чувств на болоте, ударило ее еще сильнее, чем пары газа. Когда мы перемещаемся по коридорам к заброшенным пещерам внизу, мне приходится ловить ее голову, прежде чем она ударится о каменные стены.

Шон тихонько пыхтит, качая головой, давая мне понять, что у меня проблемы. И это тот парень, у которого есть коллекция фотографий, прикрепленная к каменной стене рядом с гамаком, со смеющимися женщинами из ярко освещенных миров, улыбающихся и позирующих на камеру. Или жены, или подружки или любовницы, я полагаю. Фотографии он снимает с тел солдат и прикалывает на стену, как отвратительные трофеи. Это то, что борьба делает с людьми. С такими, вроде Шона, который посвящает свое время обучению наших детей, но не может заставить себя видеть в солдатах людей.