Расколдованный круг - [17]

Другие, так же как и Рита, относились к учебе всерьез и сейчас увлеченно штудировали конспекты, освежая в памяти предыдущую лекцию по истории искусств: преподаватель этого предмета Анатолий Сергеевич относился к своей работе необыкновенно ответственно и стремился честно отработать полагавшуюся ему зарплату, наполняя головы изнемогающих студентов массой сведений и цеплявшихся одно за другое логических построений: упустишь ход рассуждений педагога, и потом очень трудно будет уловить ход его объяснений.

Среди зубрил Рита с удовольствием увидела Надю и поспешила подойти к ней, но, приблизившись к подруге, Рита с удивлением и почти испугом обнаружила, что та не замечает ни ее, ни вообще окружающих. Словно пьющая воду птица, Надя ненадолго склонялась над толстой тетрадью, затем поднимала голову и таращила в пространство пустые, абсолютно ничего не выражающие глаза.

«Неужели она учит высказывания Толика наизусть?» – с легким удивлением подумала Рита, окончательно убеждаясь в том, что поразивший подругу стресс слишком глубок, чтобы его можно было излечить лишь дружеской поддержкой. Нет, Наде определенно требовалась квалифицированная помощь! «Замашки старой девы и так не украшают Надежду, портят ей жизнь! А теперь она еще решила превратиться в книжного червя!» – с огорчением отметила Рита и решительно потянула подругу за локоть.

– Спящая красавица, очнись!

– Ой! – роняя от неожиданности тетрадь, вскрикнула Надя, словно ее действительно разбудили. – Толик! Боттичелли! Полихромная гамма!.. Ах, Рита, это ты... Здравствуй.

Рита не могла не отметить, что Надя как-то угасла, увидев лучшую подругу, словно ожидала, что из состояния транса ее должен был вывести кто-то другой. Робкое, овечье выражение на бледненьком, не оживленном макияжем личике Нади на миг сменилось недовольным, даже сердитым; однако Надя тут же приняла свой обычный забитый вид и торопливо присела, чтобы поднять свою тетрадь. Рита, желавшая исправить последствия Надиной неловкости, в этот момент тоже нагнулась за конспектом, и руки девушек встретились. Рита была поражена: пальцы Нади тряслись как в лихорадке, узкая ладошка была влажной от пота и холодной как лед.

– Может, ты заболела? – прямо спросила Рита подругу, уточняя мелькнувшую догадку.

– Нет-нет, я прекрасно себя чувствую! – испуганно замигала глазами Надя.

– А по-моему, ты должна поехать домой.

– Ты что! Я не могу пропустить лекцию по истории искусств! Она ведь бывает всего четыре раза в неделю!

– Знаешь, Надюша, на мой взгляд, ты бы лучше всего смотрелась на лекции по эстетике! – внезапно раздался чересчур высокий, ломкий голосок незаметно приблизившейся к подругам Ваниллы. Рита оглянулась: девица, держа под ручку одну из своих подружек, нагло поглядывала на Надежду и, что еще больше возмутило Риту, на нее саму! Остальная компания Ваниллы терлась неподалеку; очевидно, потерпев-таки поражение в стычке с Анелей, девица из провинции решила доказать своим приверженцам, что еще способна напасть на кого-нибудь и как следует обидеть.

– Ты что, решила составить для Нади план занятий? – ледяным тоном поставила нахалку на место Рита. – Спасибо, но это еще в начале учебного года сделал за тебя методист!

– Ой, да я просто хотела сказать, – заегозила Ванилла, видимо ощущая, что удача и на этот раз уходит от нее, – что наша Надюша может служить наглядным пособием для некоторых лекций! Она так эстетично выглядит! Так изысканно и стильно одета!

Услышав от своей предводительницы злую и «остроумную» колкость, компания Ваниллы разразилась радостным смехом. Рита не глядела на Надю, но тем не менее не сомневалась, что ее незадачливая подруга лишь опустила, по своему обыкновению, глаза, готовая покорно согласиться с любым унижением, тем более что сказанное Ваниллой лишь подтверждало ее собственную самооценку. Однако Рита не собиралась прощать нахалке ее выходку: во-первых, бесцеремонность Ваниллы не понравилась Рите, а во-вторых, допустить, чтобы кто-нибудь нападал на человека, которого она считает своим другом, Рита не могла. Тем не менее Рита не торопилась с ответом; она лишь надменно вскинула голову, намеренно затягивая паузу. Наконец, когда стихли последние смешки, Ванилла уже другим, более нервным тоном спросила:

– Ты, кажется, хочешь мне что-то сказать, Шерстнева? Ну что молчишь?

– Знаешь что, Баклушина, – намеренно выделила голосом простецкую фамилию противницы Рита, – наверное, когда делили ум и такт – ты спала. А когда стали делить амбицию – проснулась!

Раздались робкие смешки – кое-кто из толпившихся вокруг не удержался; однако они тут же стихли, стоило Ванилле обвести своих подружек разъяренным взглядом.

– Че вылупились, дуры, – мигом растеряв все свое жеманство, зашипела она. – Счастье ваше, что папани моего здесь нет! Он бы не позволил...

Изобразив театральный жест, долженствовавший обозначать крайнее негодование и бесконечное презрение, Ванилла шумно выдохнула и с независимым видом направилась в другой угол помещения.

– Молодец ты, Шерстнева! – подошел к насмешливо глядевшей на суетливо догонявших Баклушину прихвостней один из немногих молодых людей, обучавшихся искусствоведению. – Здорово ты ее! Давно пора.