Раскол: прелюдия к Катаклизму - [12]

Гаррош обладал слишком большим потенциалом, слишком большим, чтобы все закончилось вот так. Кэрн должен был сделать все, что в его силах, чтобы сын Грома Адского Крика избежал подобной судьбы.

Но чтобы добиться успеха в таком начинании, Гаррош должен был сам хотеть этого. И теперь, вновь смотря на этого орка, столь непоколебимого в своей бескомпромиссности, Кэрн совсем не был уверен, что Гаррош будет рад менять свою судьбу.

Он оглянулся и посмотрел на медленно удалявшиеся шлюпки. По крайней мере, Гаррош сохранил несколько жизней, хотя у Кэрна закралось подозрение, что это было продиктовано высокомерием. Гаррош желал, чтобы слова о его деяниях достигли Вариана, без сомнения, чтобы позлить того еще больше.

Кэрн глубоко вздохнул и посмотрел на солнце, столь слабое в этих северных краях, но остающееся на своем месте. Он закрыл свои тускло-зеленые глаза и попросил у духов совета.

И терпения. Очень много терпения.

Глава 4

Это был праздник, подобного которому в Оргриммаре Кэрн не видел, и он не был уверен, что ему это нравится.

Не то чтобы он не хотел отдать должное солдатам, столь доблестно сражавшимся против Короля-лича и его слуг. Но он не хуже других — даже лучше некоторых — знал цену войне по всем фронтам и помрачнел, подумав, насколько щедра сейчас награда, которой встречают ветеранов.

Этот парад, как он недавно выяснил, был затеей Гарроша.

— Пусть народ видит своих героев, — заявил он. — Пусть они вступят в Оргриммар с почестями, которых достойны!

«И чтобы все при этом знали, что виновник торжества — Гаррош Адский Крик», могли бы на месте Кэрна добавить злые языки.

Гаррош, правда, ратовал за то, чтобы все, кто участвовал в нордскольской кампании, участвовали и в параде. Но никто не ждал, что среди ветеранов будут Отрекшиеся и син'дорай, хотя если бы те прибыли, никто бы не оспаривал их право участвовать в параде. У этих рас были свои интересы и свои кампании на вершине мира. Нет, этим парадом шли, в основном, дети жаркого, пыльного Калимдора: орки, тролли, таурены. И Кэрну казалось, что все народы, поднявшиеся против Плети — мечом ли, словом ли — были здесь единым целым. Торжественный ход растянулся от врат Оргриммара до самых башен для дирижаблей.

Вместо нежных лепестков роз, которые часто по такому случаю использовал Альянс, простолюдины Орды устлали путь ветками сосен, которые благоухали, ломаясь под тяжелыми сапогами воинов. Кэрн знал, что в Дуротаре негде взять столько хвои — а значит, ее привезли издалека. Он глубоко вздохнул и покачал головой. Ну и расточительность!

Громов сынок шел во главе парада и вместе со своими ветеранами из крепости Песни Войны первым вошел во врата Оргриммара. Кэрну не жалко было этой чести для Гарроша: в конце концов, сам он остался в Калимдоре, а Гаррош, как и все эти храбрецы, отправился в Нордскол. Большинство из них были орками, и земли вокруг были орочьими. Раздражала Кэрна лишь ликующая толпа: большая её часть, не отставая от маг'хара, бешено приветствовала его, казалось, совсем позабыв при этом о других военных полках, которые сражались не менее доблестно и во имя победы потеряли даже больше юных, светлых жизней, но у которых не было столь харизматичного лидера.

У крепости Громмаш стоял сам Тралл. Он был одет в легко узнаваемые черные пластинчатые доспехи, некогда принадлежавшие Оргриму Молоту Рока, в честь которого был назван Оргриммар. Гигантская зеленая рука орка сжимала легендарный Молот Рока. Тралл был внушительным орком, его слава шла впереди него, и исход не одной битвы переломило одно лишь его появление на поле боя в этих доспехах и с этим молотом.

Рядом с ним стоял Эйтригг, слегка сутулый, но все еще крепкий для орка, которому минуло пятьдесят. Эйтригг оставил Орду после Второй войны, после того, как его сыновья погибли в бою, преданные своими боевыми товарищами. Уставший от жестокости и морального упадка, которые он видел в орках, Эйтригг решил, что больше ничего не должен своему народу. Но когда Тралл вернул орков к их шаманским традициям, старый воин снова присоединился к Орде. Он стал одним из самых ценных и близких советников Тралла, и совсем недавно он вернулся из Зул'Драка, где помогал Серебряному Авангарду. В руках он держал какой-то сверток.

Голубые глаза Тралла — редкий цвет для орка — зорко глядели на приближающуюся процессию. Гаррош остановился прямо перед ним. Тралл внимательно посмотрел на него, а затем склонил голову в знак уважения.

— Гаррош Адский Крик! — сказал он своим глубоким сильным голосом, который без труда разнёсся над толпой. — Сын Грома Адского Крика, моего дорогого друга и героя Орды. Когда-то ты не понимал, каким великим орком он был. Теперь ты понял, и, после кампании в Нордсколе, ты и сам стал героем Орды. Сейчас мы стоим в тени доспехов и черепа нашего великого врага, Маннорота, чья кровь испортила наш народ и годами затуманивала наш разум. Того, кого убил твой отец, освободив свой народ от ужасного проклятия.

Он кивнул Эйтриггу, и тот сделал шаг вперед. Тралл взял у него сверток и развернул его. В нем был топор. Но не просто топор — именное, славное оружие. На его резко изогнутом клинке были две зазубрины. Когда хозяин взмахивал им, топор издавал свой собственный боевой клич — как некогда и его владелец, что и дало название оружию.