Раскол дома - [26]

Шрифт
Интервал

Неожиданно для себя она спросила дядю Джека:

– Тим не прав, ведь так? Мы не должны отказаться от парламента, от демократии, от законов. Разве с таким фюрером, как Мосли[9], Британия станет более справедливой и деятельной страной?

Он обнял ее за плечи. Она промокла. Дождь струями стекал по ее лицу, вода уже хлюпала в ботинках.

– Ну, Брайди, если они попытаются проделать этот трюк, им придется иметь дело с твоей мамой и тетей Вер. Наши женщины прошли путем долгой и трудной борьбы за свои права. Вспомни, что потребовалась война, чтобы и мужчины всех социальных классов получили право голоса. Поверь, Брайди, я помню этот послевоенный призыв – «Если они годятся, чтобы воевать, то они годятся и чтобы голосовать». Так просто от этого не откажутся, помяни мое слово. И, как я тебе уже сказал, дай ему время.

Он крепко ее обнял. Она сказала:

– Вы такой спокойный, уверенный.

– Уверенный, пожалуй, но спокойный? Сомневаюсь, что тетя Грейси согласилась бы с этим. Но у моего мальчика доброе сердце, это я знаю точно. Однажды он бросит весь этот вздор и поймет, что, хотя Британия не так быстро идет вперед, здесь хотя бы не сажают человека в тюрьму только потому, что он такой, какой он есть, и не вышвыривают из страны.

Джеймс поравнялся с ними и поднял зонт над головой Брайди.

– А если он не поймет, дядя Джек?

– Тогда нам придется ему объяснить, но пока до этого не дошло, вы оба оставьте все, как есть. Обещайте.

Голос его звучал так серьезно, так мрачно, что оба только кивнули. Дядя Джек замедлил шаг, и Брайди с Джеймсом пошли дальше уже вдвоем. Манифестанты постепенно обогнали их, и вскоре они уже видели их спины, ощущая собственную бестолковость и беспомощность.

Дядя Март предложил возвращаться домой и выпить в Клубе шахтеров в Истоне, взяв с собой Джеймса. Брайди можно забросить в Истерли Холл по дороге. Ее ждал пациент, которому предстояло в первый раз после травмы сесть на лошадь.

Когда они подошли к машине, Джеймс удивил Брайди, заявив, что ему тоже нужно в Холл.


Джеймс прислонился к ограде, окружавшей паддок, и слушал, как Брайди зачитывает вслух описание травмы Дэвида Вира, его вес и рост. Бедняга, думал Джеймс, упал с лошади на скачках с препятствиями, и теперь вся его жизнь перевернулась. Мгновенно… Здорово, что Дэвид хотел побыстрее снова сесть на лошадь.

Джеймс сказал:

– Интересно, это просто бравада, и как только у него получится, он уйдет? Или, вернее, укатит.

Брайди пожала плечами.

– Не думаю, если будет работать Скакун. И я считаю, что у Фанни тоже есть этот дар. Интересно, унаследовала ли его Примроуз?

Она сунула блокнот под мышку.

Джеймс смотрел, как по бетонной дорожке из Центра капитана Нива в кресле-коляске выехал Дэвид Вир, человек примерно тридцати лет. Рядом с ним шла Матрона. Руки Дэвида на вид казались сильными, но никогда не знаешь наверняка.

– Его придется поднимать, я думаю, да, Брайди?

Она кивнула.

– Поможешь?

Он улыбнулся.

– Эти мускулы все могут, но на всякий случай я позвал Молодого Стэна. Сметать листья ему так надоело, что он с радостью отвлечется.

Матрона помахала рукой, и из прачечной вышла сестра Ньюсом и направилась к ним. Когда ее помощь была нужна, она всегда оказывалась поблизости. Джеймс размышлял, не обладают ли эти женщины своего рода телепатией. Полезное свойство там, куда он решил отправиться, особенно после разговора с этим доктором, которого он встретил во время марша. Хотелось бы, чтобы телепатия сработала с Брайди. Тогда ему не придется рассказывать ей о своем решении поехать в Испанию в рядах Интернациональной бригады.

Отставив безделье в сторону, он направился вместе с Брайди навстречу Дэвиду.

– Рад вас видеть, – произнес он. – Молодой Стэн уже идет, чтобы помочь поднять вас. Он может нам понадобиться. Стэн привык перетаскивать мешки с картошкой, а вы куда легче. Да еще такие руки. С такой силищей только чугунные чушки перебрасывать.

Дэвид рассмеялся. Когда Брайди начала свой терапевтический курс, она была очень вежлива и внимательна, но Джеймс предположил, что, если бы он сам потерял возможность ходить ногами, не говоря уже о мужском достоинстве, что тоже не исключено, он предпочел бы, чтобы с ним обращались как с обычным парнем. И, кажется, это сработало. Они весело болтали по пути к пандусу и по ходу пациенту объяснили суть процедуры.

За разговором Брайди и Джеймс изучали пациента. Люди могут говорить, что с ними все в порядке, но часто в глубине души они парализованы ужасом. Иногда это проявляется у пандуса или когда они видят Скакуна, такое крупное животное, и им кажется, что если они упадут, то с большой высоты. Клайв, конюх, стоял рядом со Скакуном на возвышении пандуса. На спину лошади он положил двойное седло. В этот раз они решили, что с Дэвидом сядет Джеймс. Это была идея Матроны, а она всегда оказывалась права.

– Два мужика вместе, – сказала тогда она. – У нас одного не хватает теперь, когда Тим занят, поэтому тебе придется побольше участвовать, Джеймс. Брайди не может делать все сама. Ну, то есть она может, но тебе, молодой человек, это будет полезно.

Вот так, с сожалением подумал Джеймс. Она права, конечно, но очень скоро Брайди придется и в самом деле все делать одной. Или нужно кого-то научить, например, Молодого Стэна.


Еще от автора Маргарет Грэм
Истерли Холл

Эви Форбс предана своей семье. Все мужчины в ней – шахтеры. Она с детства привыкла видеть страдания людей рабочего поселка: несчастные случаи и гибель близких, жестокость и несправедливость начальников. Она чувствует себя спасительницей семьи, когда устраивается работать в Истерли Холл – поместье лорда Брамптона, хозяина шахт. В господском доме Эми сразу же сталкивается с пренебрежением и тиранией хозяев, ленью, предательством и наглостью других слуг. Однако с помощью друзей, любви и собственного таланта она смело идет вперед, к своей цели – выйти «из-под лестницы». Но в жизнь вмешивается война.


Война. Истерли Холл

История борьбы, мечты, любви и семьи одной женщины на фоне жесткой классовой вражды и трагедии двух Мировых войн… Казалось, что размеренная жизнь обитателей Истерли Холла будет идти своим чередом на протяжении долгих лет. Внутренние механизмы дома работали как часы, пока не вмешалась война. Кухарка Эви Форбс проводит дни в ожидании писем с Западного фронта, где сражаются ее жених и ее брат. Усадьбу превратили в военный госпиталь, и несмотря на скудость средств и перебои с поставкой продуктов, девушка исполнена решимости предоставить уход и пропитание всем нуждающимся.


Рекомендуем почитать
Импульсивный роман

«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.


Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Просчет финансиста

"Просчет финансиста" ("Интерференция") - детективная история с любовной интригой.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.